Океаны существовали еще до появления мира. Изначальной сущностью Вселенной была вода, огромное море, созданное Глашатаями в ознаменование грядущих чудес. Когда ангелы Третьего Дома, которых позже назовут Преступниками, творили материю, они начали с суши, которая должна была придать очертания раскинувшимся под Небесами океанам, чтобы потом строить на ней. Между островами и континентами раскинулась огромная, безликая водная равнина. Только шаги ангелов тревожили течения, оставляя за собой быстро успокаивающуюся легкую рябь. Даже после всех бурь, после охватившего небо звездного вихря покой океанов оставался нерушимым.

А затем пришли ангелы Пятого Дома, чьи красота, яркость и живость всколыхнули безмолвные глубины. Когда появились животные, в том числе и неисчислимые косяки рыб, одинокие хищники, глубоководные фосфоресцирующие твари, левиафаны и кракены, Нереиды сочли их новыми инструментами, на которых можно играть. Изощренные танцы невероятной сложности, глубины и звучности стали своего рода хаотическим контрапунктом размеренному движению неба – ходу самого прогресса, - которое продолжалось вокруг них.

Разумеется, любоваться этими танцами было некому, кроме самих танцоров и, возможно, Господа. Прочие ангелы были заняты своей работой. Люди, недавно появившиеся на свет и голыми бегавшие по земле, даже помыслить не могли о подобных вещах. Нереиды могли смотреть на берег, но люди не бросали им ответных взглядов.

Позже, во время войны, большинство Домов заявило, что именно они первыми почувствовали неудовольствие, которое позже вылилось в мятеж. Но почти никто не спорил с Нереидами, когда они говорили, что мало чем могли воздействовать на мир людей. Не имея возможности показаться людям, они танцевали, пели, разговаривали, спорили, строили огромные дворцы из кораллов, где время от времени проводились встречи остальных Домов, но этим их деятельность и ограничивалась. Они не сомневались, что именно для этого и были созданы, как не сомневались в способности творить величайшую красоту, которая требовалась от них. Но когда остальные ангелы, пусть даже в шутку, говорили, что даже младший Дом Второго Мира выполняет более полезную функцию, ответить им было нечем.

Не все Ангелы Глубин были настолько далеки от людей. Обязанности военачальников Карансай, Силы Неотвратимого Течения, и Пенемью, Прибрежной Пены, приводили их близко к земле. Карансай управляла величайшими из рек, слишком опасными, чтобы позволить остальным приблизиться к ним, но ее подчиненные присматривали за спокойными потоками, из которых пили люди. Хотя сама Карансай не присоединилась к восстанию, одна из ее любимейших прислужниц, Сенивель, стала той, кто представлял всех Нереид, когда пришло время открыться людям.

Пенемью был одним их четырех самых многообещающих военачальников Дома. Ему представилась прекрасная возможность увлечь людей прочь от земли, в таинственные морские просторы, ведь он надзирал за границей двух стихий. Но чего бы он и подчиненные ему тысячи ангелов ни делали – начиная от завлекающих своим спокойствием бесчисленных косяков рыбы и заканчивая одинокими островками, которые всем своим видом намекали на сокровища и удовольствия, - все было тщетно. Не то чтобы люди испытывали страх перед внезапно открывшимися возможностями, скорее, они не утруждали себя мыслями о них.

Остальные два предводителя Нереид – Тиамат, Хранительница Нежданных Снов, и Маркива, Тигель Форм, были связаны с людьми более сложными отношениями, полностью объяснимыми только на иных, менее материальных, но все же реальных слоях мироздания. Тиамат следила за желаниями и порывами людей, но, повинуясь Господнему запрету, она мало что могла сделать, кроме как отвечать на человеческие мечты, скрытые мыслями, и оберегать их, если удавалось обнаружить их еще раз. Но мечты Адама и Евы были примитивны и мимолетны, то были краткие фантазии о тропах, отвергнутых ради иных путей, таких же безопасных и спокойных. Эти фантазии рассыпались в прах в руках даже самого заботливого или смиренного ангела, и даже помощь Четвертого Дома не смогла придать владениям Тиамат хоть какую-то вещественность.

Маркива благодаря своим обязанностям была ближе всех к людям и, возможно, испытывала самые сильные страдания. Она должна была лелеять дитя во чреве (после того, как ангел Второго Дома вдохнул в него жизнь), в ее власти были силы, которые в течение бесчисленных эпох эволюции, мчавшихся над водной сферой, гнали живых существ из моря на сушу, превращали животных в людей. Но воля Господа связала Маркиву. Люди смогли превзойти своих обезьяноподобных предков вовсе не по слепой случайности, но случайность вполне могла бы сыграть в этом свою роль. Разницу сумел бы заметить только самый внимательный из наблюдателей, но люди ничего не понимали в окружающем их мире, хотя единственные обладали способностью анализировать силы, менее явные, чем энергия большинства Домов. Проще говоря, нерожденный ребенок, защищенный теплыми водами материнского тела, был так же неприкосновенен для ангелов, - а во многом и менее интересен, - как и уже рожденный. Подопечные Маркивы обладали всеми признаками величия, но они даже не могли начать проявлять это величие до того, как выходили из-под ее власти.

Над четырьмя предводителями стоял самый прекрасный из всех ангелов Дома и самый отстраненный из них. Белиал, Сила Бездонных Глубин, держал свой двор на дне океана и все же, в полном соответствии с именем, странствовал по еще более глубоким потокам. Здесь, далеко от земли и Неба, воды были столь же нетронуты, как и в древние времена, когда существовали только Глашатаи, и звучали потенциалом творения, которому только суждено было воплотиться.

Были ли тому причиной воды глубин или его собственная природа, но он не проявлял особой активности в управлении Домом, предпочитая оставаться на дне океана. Кое-кто утверждает, что он даже ни разу не смотрел на людей издалека, как делали остальные ангелы (что не вполне соответствует истине). И все же из-за того, что ни один человек не мог приблизиться к его владениям, Белиал был самым свободным из ангелов Дома – а, может быть, и вообще всех ангелов, - и мог создавать произведения искусства, на которые не жалел ни времени, ни сил. Все они, от живых коралловых скульптур, занимавших несколько сот кубических миль, до миниатюрных мозаик из драгоценных камней, воплощали в себе желание, стремление к приключениям и ощущение чуда, игривость и жертвенность, которые были сутью Нереид. И чувства эти были направлены лишь на один объект – на людей.

Позже говорили, что, если бы Великий Спор проходил в залах Белиала, а не в лунном дворце, все присутствующие присоединились бы к Люциферу и восстание закончилось бы победой.

Как и у прочих ангелов, у Нереид невосприимчивость Адама и Евы к чудесам мира сначала вызвала удивление, а затем – все возрастающее разочарование. Запреты, наложенные Господом на Воинство, казались проявлением жестокости, и Нереиды провели долгие годы, пытаясь осмыслить волю Создателя, чтобы лучше служить Ему. Не имея возможности открыться людям, Нереиды решили сделать мир столь притягательным, чтобы радость Бытия не могла остаться незамеченной, хотя их отдаленность от людей сильно усложняла эту задачу. Пенемью и его товарищи с переменным успехом проявляли свое мастерство на побережье. Одним из самых эффективных оказалось творение ангела Эншаэля, который, при помощи собратьев (и поддерже Четвертого Дома), создал огромную радугу, раскинувшуюся над землями Эдема. Она появилась после холодного освежающего дождя, но люди укрылись от потоков воды под сводами деревьев и не увидели явленного им чуда.

Именно Эншаэль, вместе с остальными ангелами сокрушаясь о провале затеи, предположил, что, будь дождь сильнее, - таким, чтобы струи воды проникли под листья и намочили людей, - тогда, быть может, они бы с большей радостью восприняли перекинутый через небо мост, пусть даже призрачный. Он обмолвился об этом мимоходом, и прочие ангелы не обратили особого внимания на его слова, но, возможно, именно они стали источником того смутного желания перемен, которое охватило весь Пятый Дом. Особенно явно недовольство проявляли подчиненные Тиамат. Они говорили друг другу, что, если бы людей не окружали сонмы ангелов, готовые выполнить малейший каприз своих подопечных в обмен на полное пренебрежение с их стороны, тогда мечты первой пары стали бы смелее, а их желания – возвышенней. У большинства из них эти слова вовсе не означали стремления к немедленным действиям или хотя бы к решению текущих проблем. Скорее, это была одна из острот, которыми Нереиды обменивались с соперничающими Домами, в особенности же с Шестым Домом. Нельзя было сказать, что люди вообще не знали неудобств, но в основном то было расстройство из-за смерти животных (и косвенное связанное ним удивление такой простой вещи, как смена времен года). Эти чувства не позволяли местам людей раскрыться, скорее уж, загоняли их еще глубже, что стало настоящей пыткой для Дома Второго Мира.

Кое-кто из Нереид все же вычленил из этих рассуждений основную мысль и тщательно обдумал ее. Возможно, дело было не в указах Господа, но в ангелах, которые рабски и бездумно исполняли их. Постепенно эти Нереиды стали втайне обсуждать свои выводы. Наиболее виновными они сочли Первый, Третий и Шестой Дома, хотя, конечно же, вина лежала на всех ангелах в целом. Они обратились к Тиамат, изложив свою точку зрения фразами, которые даже в языке ангелов казались эллиптическими. Она поблагодарила их за проницательность и мужество и пообещала, что всерьез подумает над вопросом и, возможно, поговорит на эту тему с другими предводителями как из своего, так и из остальных Домов. Что именно собиралась предпринять Тиамат в связи с этой идеей и собиралась ли вообще, так и осталось невыясненным.

Подобные идеи высказывались неоднократно, хотя в этом случае существовала неплохая вероятность хоть каких-то действий на высшем уровне. К этому времени разочарование уже переросло в отчаяние. В океанских глубинах, как и повсюду, где была вода, желания, бывшие сутью Дома, стали обращаться в отраву. Большинство из предлагаемых решений не отличалось особой логичностью (многие из них просто были неразумны), но почти все Нереиды соглашались с тем, что что-то надо делать. В отличие от кое-кого из других Домов, Нереиды не обращались к Господу с просьбой показать им мир таким, каким Он сам хотел бы видеть его. Их больше волновали грандиозные видения того, что могло быть и все чаще казалось им покушением на их владения.

В это время Белиал, покинув свои любимые пучины, отправился в убежище Ахрималя.

Со встречи, закончившейся Великим Спором, Белиал вернулся с ясным посланием ко всем ангелам своего Дома. Приближалось время действовать. Он не издавал приказов, как мог бы, опираясь на силу Имен, но он также не предлагал никаких обсуждений и не оставлял места для сопротивления. Решение было принято, и теперь для него все было так же очевидно, как движение приливов.

Разумеется, все было не так просто. Обсуждались разные идеи, слышались призывы к действиям, но сложность ситуации была понятна всем. Кое-кто с энтузиазмом прислушивался к распоряжениям Белиала, но многие и многие мешкали. Нужно было время, чтобы обдумать имеющиеся варианты выбора. Многие ангелы отказывались даже думать о неповиновении Господней воле. Белиал объяснял, что это будет не неповиновение, но правильное толкование Его указов. И все же ангелы терзались сомнениями.

«Довольно», - повелел Белиал. – «Все, кто согласен, следуйте за мной. Робкие сердцем готовы упустить величайшую возможность, они забудут о мечте до того, как она станет реальность. Решайтесь же, и решайтесь сейчас».

К нему присоединились лишь двое из повелителей, Тиамат и Пенемью. Но число младших ангелов, принявших участие в мятеже, было большим, чем у любого другого Дома.

Долгая ночь, предшествовавшая столкновению между Люцифером и Михаилом, оправдала все надежды Ангелов Глубин. Они наконец обрели завершенность, получили ответы на свои вопросы и заполнили внутреннюю пустоту. Все Дома поднесли людям подарки, но именно Нереиды научили их обращаться с этими дарами. Людям показали, какие чудеса таятся в Земле; Нереиды же даровали им настойчивость, позволяющую извлекать эти чудеса. Людям показали небеса, полные значений и узоров; Нереиды дали им волю искать то, что было укрыто от их взглядов.

Разумеется, долго так продолжаться не могло. Но, хотя многие из ангелов понимали, что Михаил или другой Ангел Господень придет за ними, они отказывались верить в это. Ночь длилась, и люди размножались, заселяя землю. Они разработали ритуалы общения, ухаживания, вступления в брак и рождения потомства. Наконец, они расселились по разным землям, в том числе и тем, что лежали за морем. Строились лодки, на которых совершались длительные путешествия; человеческие суденышки летели по волнам, подгоняемые ветром Жизни. Кое-кто из Нереид считал, что ангелы Господни придут слишком поздно, когда люди уже заселят большинство земель. Другие верили, что мир, в котором они смогли воплотить свои желания, соответствовал замыслам Бога. Оставшиеся верными ангелы придут лишь затем, чтобы сказать, что все развивается так, как должно. Пенемью знал, что надежды эти ошибочны. Военачальник пришел к Белиалу и сказал, что они упустили один момент. Не важно, что решили Небеса. Должно было произойти кое-что еще. Людям нужно было сделать выбор – не просто уступить Люциферу, явившемуся перед ними во всем блеске, - но выбрать между всеми показанными им чудесами и послушанием Господу.

Так оно и случилось. Хотя слова Михаила оказались куда ужасней, чем мятежники могли себе вообразить, выбор был предложен и сделан. Из тех немногих ангелов, которые вернулись в Небесное Воинство, ни один не принадлежал к Дому Глубин. Рука Господа опустилась на Мироздание, и весь мир погрузился в хаос. Теперь в глазах Бога Нереиды стали Ламмасу, Осквернителями. Но они продолжали идти вперед и, честно говоря, большинство из них радовалось тому, что у них появилась такая возможность.

Ламмасу не были созданы для войны, да и никто из ангелов не был. Силы мятежников разделились на пять легионов, и Осквернители предпочли Серебряный и, в меньшей степени, Кровавый Легион. Первые искали истину в новых, неведомых землях, и самой могучей из них была Бельфегор, Мечта о Красоте. Вторые защищали людей, и возглавлял их сам Белиал. Пенемью присоединился к Железному Легиону, а Тиамат, так и не приняв окончательного решения, вступила в Алебастровый Легион.

В те ранние дни Пятый Дом не слишком отличился в сражениях между мятежниками и верными Небу ангелами. Битвы представляли собой упорядоченные события, в которых не было места дарам Осквернителей. Но положение людей было более отчаянным. Земля больше не давала им все необходимое, им нужно было добывать себе пропитание ценой огромных усилий. Они ловили рыбу и сооружали примитивные ловушки, возделывали твердую землю, чтобы засеять поля. Лучшими помощниками для них стали бы Пожиратели, но Дом был слишком занят войной, к тому же многие из его представителей вошли в Эбеновый Легион, который с пренебрежением относился к людям и их заботам. Поэтому Ламмасу пришлось вдохновлять людей на занятия сельским хозяйством и охотой, и они с интересом наблюдали за восстановлением множества человеческих городов (которые сильно пострадали во время катаклизма).

Очень скоро Ламмасу усвоили один урок: они больше не управляли океанами. Их собратья из числа ангелов Неба тоже не нашли себе применения в битвах, и их не отправили помогать тем людям, что сохранили верность Богу. Поэтому они сумели обеспечить Небесам господство над океанами, а Белиал, который мог бы оспорить их решение, нашел себе более полезное занятие. Чем дольше длилась война, тем слабее становилась власть Неба над водами, и все же на поверхности морей или в их пучинах почти не строили крепостей и не вели боев. В любом случае, мало кто из Осквернителей мечтал о возвращении. Океан был не таким, какими они помнили его. Его некогда чистые, прозрачные воды были загрязнены землей, сажей и солью. Мало кто продолжал жить в воде, и в основном то были безумные, болезненные создания, или же порождения глубин, обитавшие там, куда еще не дошло загрязнение. Как ни странно, но владения верных ангелов Пятого Дома пострадали больше, чем владения их мятежных собратьев. Кое-кто из Осквернителей нападал на противников, не оставляя их в покое даже там, где некогда был их общий дом. Самым известным и удачливым из этих партизан был Абинерет, Первый Шторм, чей гнев даже в первые дни войны пугал врагов. Он числился в рядах Эбенового Легиона, но на самом деле не подчинялся никому.

Что касается всех остальных, то у них оставались реки, часть крупных озер, прибрежные воды и падающий на землю дождь. Там Осквернители по-прежнему могли слиться со своей стихией.

Хотя постройкой бастионов в основном занимались Преступники, Осквернители тоже оказали некоторое влияние на их конструкцию. Их старания не оказали особого влияния на главные цитадели легионов – даже на Таба’ет, крепость Серебряного Легиона, - чья планировка подчеркивала их обороноспособность. Частичным исключением стала Касдейя, крепость Алебастрового Легиона, а также Генхинном, на внешний вид которого повлияли все Дома. Самым выдающимся из всех спроектированных Осквернителями строений стал огромный дворец Бельфегор, расположенный далеко от земель тех людей, что сохранили верность Небу. В те ранние дни он назывался Нинатан.

Еще одной достопримечательностью стал Танниларн. Сететтан из Кровавого Легиона спроектировал его для людей. Расположенный на берегу озера город удивлял своими парящими башнями и чудесными парками, которые позволяли забыть о царящем вокруг запустении. Именно в Танниларне построили первую церковь для поклонения ангелам. Церковь эта, огромное строение, бывшее наполовину природным гротом, а наполовину – величественным собором, где в воздухе медленно кружился большой хрупкий кристалл, отражая блики и игру текущей через зал озерной воды, располагалась в самом центре города. Иногда в кристалле можно было увидеть и иные отражения, странные узоры, повествующие о будущем или прошлом. Чаще всего в этом зале воздавались почести Дьяволам, Извергам и, разумеется, Осквернителям, хотя были и другие святилища, где поклонялись прочим Домам. Некоторые из падших, которые иначе не стали бы показываться людям, приходили в церковь Танниларна, чтобы напомнить себе о сделанном человечеством выборе и о красоте, которую принесет победа.

Мечта одного из Осквернителей, Замаэля из Серебряного Легиона, привела к созданию оазиса Капессы, раскинувшегося вокруг маленького источника в самом центре огромной пустыни, там, где некогда стояли врата Эдема. Мало кто из людей селился в оазисе, и ходили слухи, что Замаэль бежал от ужасов войны туда, куда никто не заходил. Капесса дарила покой и утешение тем, кто выходил из сражений, ее воды были чисты и в то время, когда падших заперли в Бездне. Возможно, они сохранили чистоту до наших дней.

Только при осаде Сагана Осквернители поняли, что могут напрямую участвовать в войне, хотя до сих пор с гневом отвергли эту возможность. Отзвуки первого предательства, осуществленного Каином, прокатились по всему миру. Восторг, который он ощутил, покрыв свои руки кровью, проник в сердца Осквернителей, и Саган в полной мере прочувствовал на себе их новый настрой. Предполагаемая вылазка Эбенового Легиона внезапно обратилась в нечто большее, когда демоны всех легионов начали с разных сторон нападать на крепость. Среди них были и Осквернители, и в голосах их звенело упоение смертью. Они вдохновляли соратников на бой, но кое-кто, не желая более лишь косвенно участвовать в войне с ненавистным Небесным Воинством, сам брал в руки оружие. Отряды мятежников, подобно волне, обрушились на крепость, а затем и на все остальные укрепления Неба, оставляя за собой развалины.

Вскоре после этих событий, когда легионы рассеялись по Земле и принялись осыпать упреками друг друга и Люцифера Денницу, среди людей стала распространяться песня, получившая название Песнь о делах минувших. Это была эпическая поэма, ритм которой напоминал биение сердца, на первый взгляд безыскусная, но со множеством вариантов, каждый из которых словно дополнял остальные. Все вместе они рисовали огромное полотно жизни. В них рассказывалось о работнике (крестьянине, гончаре или даже Преступнике, в зависимости от версии), который вспоминает времена войны и хаоса. В скорбных стихах, зачастую иносказательно, говорилось о том, что война мешает жизни на Земле. Но фрагменты ее повествовали о восторгах и странствиях, внезапно прерванных ужасным преступлением, о любви, проявившейся в отчаянных ситуациях, о дружбе, зародившейся в те страшные времена. В песне звучала мысль – опять же, в зависимости от версии, - что хрупкость плоти и личное восприятие делают войну ужасным испытанием, но слава, величие и честь служат наградой участникам сражений. Из любого варианта песни становилось ясно, что ее герой не работал бы на земле, не защити он свои владения от тирании Создателя.

Многие ангелы с пренебрежением относились к человеческим песням, в особенности тем из них, в которых не воздавалась хвала самим ангелам. Тем не менее в песне был смысл, возможно, особенно важный для тех, кто не желал замечать его. Идея войны все еще казалась новой и причиняла боль; мысль о том, что войну можно вспоминать, живя в мирное время, тоже была совсем свежей. Песня перечисляла все противоречия войны, в том числе и те, о которых раньше никто не думал, - и разрешала их так, не давая ощутить ни полного довольства, ни полного разочарования. Разумеется, то была работа Осквернителей, хотя никто, кажется, не знал точно, кто именно был сочинителем.

Хитроумный пропагандистский ход приносил свои плоды, но положение самих Осквернителей нельзя было назвать простым. Последствия безумия, охватившего их у стен Сагана, по-прежнему влияли на большую часть Дома. Многие Осквернители просто не понимали, какой отныне должна быть их роль, должны ли они воевать или творить, или же совмещать оба эти занятия. Те, кто взял в руки оружие, хотели участвовать в сражениях и дальше, хотя отсутствие у них опыта было очевидно всем, и им самим в первую очередь. Те, кто сочинял песни, напоминающие о кровавом безумии битв, вдохновлявшие и побуждавшие воинов к действиям, тоже не были уверены в своем выборе. В короткие минуты отдыха между битвами большинство из них испытывало стыд из-за призывов к кровопролитию, наполнявших их песни.

С принятием решения можно было повременить, а мятежникам было чем заняться и помимо битв, в том числе и самоорганизацией. Военная иерархия, навязанная Люцифером и по-прежнему сохраняемая отколовшимися после осады легионами, Осквернителям не нравилась. Белиал оказался отличным военачальником, он стал одним из ближайших советников Денницы, но даже в его войсках Ламмасу чувствовали себя неуверенно и скованно. Серебряный и Алебастровый Легионы предоставляли им больше возможностей, признавая заслуги, которые не были напрямую связаны с действием. Но и в этом случае Осквернители успешней вдохновляли на подвиги, находясь внутри отряда, а не с позиции командующего. Те из них, кто достигал высокого положения, часто обнаруживали, что им поручают дела, к которым они просто непригодны.

Разумеется, были и исключения. Бельфегор обладала талантом к организации и признавала имеющиеся проблемы (на которые Белиал, казалось, не обращал никакого внимания), и ее дворец Нинатан постепенно разрастался и притягивал к себе все больше Осквернителей. Тиамат прекрасно проявила себя в Алебастровом Легионе, так как сумела успокоить сердца подчиненных ей Убийц что дало им возможность успешно сотрудничать с представителями других Домов. Еще один предводитель Дома, Пенемью, оказался не столь удачлив и сумел хоть чего-то достичь в легионе только во Время Вавилона, но и тогда его превзошел младший Ламмасу по имени Ханурал.

В отличие от одиночки Абинерета, Осквернитель, известный как Энзалтра, достиг высокого положения в Эбеновом Легионе и получил титул барона благодаря своему умению организовывать быстрые нападения на вражеские позиции (в организации которых ему помогала его подруга, прекрасная и смертоносная леди Элурия). К несчастью, Энзалтра погиб в небе над человеческим городом Думишаль незадолго до того, как Долгий Марш вскрыл все его хитрости и интриги против Белиала и Люцифера. Ходили слухи, что смерть он принял вовсе не от ангельских рук, но его возлюбленная Элурия одной из первых выступила в поддержку замысла Люцифера, что полностью удовлетворило зевак и убедило их в том, что Кровавый Легион не предавал героя.

Разумеется, Нереиды восстали вовсе не ради возможности объединиться с другими ангелами, но даже в обществе людей, рядом с которыми они так долго мечтали оказаться, Осквернители не могли понять, что же им надо делать. Да, они могли вдохновлять мужчин и женщин на тяжкий труд, без которого в те времена нельзя было выжить. Но однообразная нескончаемая работа подтачивала их дух, возможно, еще сильнее, чем дух людей, многие из которых видели некую цель и находили забвение в простых ритмах жизни. До сих пор они не задумывались над этим, но получилось так, что легче всего ангелам Пятого Дома давались хвалебные песни. Они пели гимны, прославляющие Господние чудеса, элегии о любви к далекому человечеству и баллады об этапах Творения. В долгую ночь, предшествовавшую первой битве, восхваление давалось легко. Сейчас все было не так. Это обстоятельство частично объясняет привлекательность боевых песен – их в каком-то смысле тоже можно было назвать хвалебными.

Но были и другие пути. По большей части общение с людьми происходило не напрямую, а через сны и знамения, так как оказалось, что непосредственные контакты с Осквернителями сбивали людей с толку и оказывались бесполезными еще чаще, чем со всеми остальными ангелами. Обладая большими навыками подобного взаимодействия и умело вызывая интерес к малозначащим проявлениям жизни, Осквернители не только побуждали людей к действию, но и способствовали ритуализации этих действий. Ежедневная рутина приобретала в глазах людей большое значение, это давало им ощущение стабильности и помогало в работе. Более того, Осквернители додумались внушить, что труд – это почетное занятие, из-за чего усвоенные знания и умения быстрее распространялись среди людей и не утрачивались со временем. Общественное признание стало для людей важным элементом существования, и Осквернители умело манипулировали этим.

Постепенно стало ясно, что люди более не могут быть на войне простыми «гражданскими лицами», нуждающимися в защите. Понуждаемые сначала Эбеновым Легионом (чей предводитель, Аваддон, даже не пытался скрыть презрения к человеческой «никчемности»), а затем и всеми прочими войсками демонов, люди были вынуждены взять в руки оружие. Ожидалось, что они будут защищать себя и нападать на вражеские позиции верных Небу людей, если уж не ангелов.

Проделанная Осквернителями работа во многом поспособствовала этим переменам. Теперь, когда люди научились гордиться своей работой и стремились стать лучше за счет товарищей, добавить войну в список благородных занятий оказалось совсем просто. Человеческие семьи и общины уже начинали чувствовать превосходство над чужаками, и Осквернители лишь усилили его, предложив хитроумные и легко изменяемые критерии, которые отделяли бы одно человеческое сообщество от всех остальных. Соперничество между городами достигло невероятного накала, но при желании эту энергию можно было направить и в более полезное русло.

Хотя хорошо продуманная военная структура уже существовала – ею пользовались сами ангелы, - Осквернители не пытались установить столь же жесткую иерархию среди людей. Почти инстинктивно они предпочли вдохновлять «героев», которые действовали бы в одиночку или малыми отрядами, странствуя в поисках «приключений» и своим примером поощряя соплеменников к подражанию (часто – в более организованном порядке). Подвиги этих героев легли в основу легенд. Было в них нечто такое, что будоражило Осквернителям кровь, а не просто служило материалом для сочинительства. Иногда человек сам попадал в опасную ситуацию (что было несложно), в других случаях к цели его направляли ангелы, тревожа его снами и зловещими видениями. Порою ангелы сознательно подвергали смертных опасности, словно желая «проверить» своих героев. Многие погибали, но и в этом случае песни о деяниях тех, кто сгинул в дальних краях, звучали в тавернах их родных селений. Часто ангел являлся умирающему герою, обещая, что дух его будет жить, как и история о его подвигах. Выполнялись эти обещания довольно редко.

Разумеется, сходного эффекта они могли бы добиться, просто сочинив песни вместо того, чтобы вдохновлять на совершение достойных воспевания подвигов – так было с явно выдуманным героем Песни о делах минувших, - и подобные предложения не раз озвучивались. Но все дело было в том, что реальные люди оставляли в мире реальный след, к тому же кое-кому все же удавалось вернуться, чтобы рассказать о своих деяниях, и это придавало историям правдивость, которой иначе они были бы лишены. Была и еще одна причина, которую Осквернители не слишком хотели признавать. Они знали, что истории происходили на самом деле, а значит, им снова было чем восхищаться, они могли на время забыть о боли и сумятице собственных сражений.

Некоторые из этих историй скоро забылись, но прочие продолжали обрастать подробностями. Одним из героев легенд был Нимрод, сильный и гордый мужчина, который охотился на зверей на берегах реки Каллафай – огромные животные после обрушившейся на мир катастрофы сошли с ума. В течение жизни одного поколения четыре города объявили себя его родиной, а животные с каждым пересказом становились все больше и опасней.

Еще одним таким героем была Тани. Легенды о ней появились позже, в те времена, когда отдельные предания о подвигах складывались в единую мифологию, которой трудно было что-то противопоставить (позже с этой проблемой столкнулись сами Осквернители, которым пришлось что-то делать с легендами сомнительного происхождения). Тани, возглавившая несколько набегов на земли верных, ухитрилась найти слабину в обороне Аработа, величественной цитадели скорби ангела Кайэля, что позволило силам Аваддона провести успешную атаку (одну из многих). Годом позже Тани отправилась в Зебул, город памяти, но с тех пор о ней ничего не слышали. Кое-кто из Осквернителей с досадой и стыдом утверждал, что там Тани показали записи о войне, в том числе и том, как падшие манипулировали ее жизнью. Большинство демонов сочло, что ее просто убили.

Все эти усилия принесли желаемый эффект. Теперь человеческие дети мечтали о мечах и битвах со злодеями (которых представляли себе весьма смутно), а затем, становясь взрослыми, собирали армии или отправлялись в одиночные странствования. Некоторые последствия оказались неожиданными. Земледелие и строительство теперь не казались такими уж благородными занятиями, и хотя Осквернители всеми силами старались поддерживать баланс, не позволяя забыть о трудах насущных, люди все глубже погружались в легенды.

Война между ангелами и демонами казалась бесконечной, за ее время появилось много поколений героев. Мало кто из них в одиночку сумел значительно повлиять на ход истории, но в сумме их деяния оказали на мир огромный эффект. К концу войны верные Богу люди вынуждены были ютиться в скрытых селениях, где могло жить лишь несколько семей, и часто их к этому вынуждали их мятежные соплеменники. Порою случалось так, что отряды людей, усиленные демонской магией, побеждали группы ангелов. Самая известная такая история имела место в маленьком болотном городе Вассаиф, где местные жители и три демона (среди которых не было ни одного Осквернителя) убили почти 60 врагов, заманив их в быстро построенную хитроумную ловушку.

Разумеется, были у Осквернителей и другие дела, кроме заманивания людей в дикие места обещаниями золота и приключений. Были битвы с Небесным Воинством, проникновения в мечты и сны верных Небу людей, даже грандиозные планы по изменению расположения рек и озер, чтобы вода текла куда надо, минуя при этом земли врага. То, что вода может быть ценным ресурсом – одним из немногих ценных ресурсов, наряду с ландшафтом и присутствием ангелов в нужных местах, - стало еще одним открытием этой войны. Прочие, такие, как Инана из Железного Легиона, странствовали по земле, поднимая боевой дух отрядов, которые часто находились вдали от укреплений и были лишены поддержки. Кое-кто находил забвение в битвах, берясь за меч и полагаясь на свои физические возможности или же учась применять в бою природные способности. Печальную известность обрел Воху Ману, который использовал песню как оружие, нервируя и сбивая с толку врагов, а часто и доводя их до безумия.

И снова численность мятежных Осквернителей по сравнению с верными Небу ангелами оказалась огромным преимуществом. Все эти события вызывали восторг и ужас (как и воспевающие их песни), но было в них и кое-что еще. Подобно тяжелому труду у смертных, они позволяли забыться, отстраниться от того, чем ранее были ангелы, так, чтобы оставалась только текущая задача да подготовка к выполнению следующей. Некоторые Осквернители с радостью приняли подобную перемену, но у многих она вызывала отторжение. Такое ограничение сознания было настоящим проклятием для всего их существа.

В свободное от всех этих занятий время они стали собираться вместе, но не с товарищами по работе или сражениям, а с представителями своего Дома, зачастую – из других подразделений и легионов. Они совершили паломничество в церковь Танниларна, а затем построили свои собственные церкви. Они сочиняли песни просто ради радости творчества, не преследуя никаких целей. Песни эти причудливым образом совмещали самые разные стили, они то быстро развивали основную тему и мелодию, то столь же быстро отказывались от нее. Прочим формам искусства уделялось не так много внимания, за исключением архитектуры и «религиозной» иконографии, которые занимали особое, четко определенное место. Но, собираясь вместе, Осквернители могли говорить обо всех своих мечтах, обо всех возможностях, которые, казалось, были доступны им перед Падением, всех произведениях искусства, которые им хотелось бы создать. Иногда, особенно когда собиралась большая группа ангелов, никогда не сражавшихся бок о бок, но понимавших их общие устремления и цели, казалось, что они смогут полностью забыть о войне, вернуть себе хотя бы часть былой невинности и принести ее с собой в окопы.

Далеко не все Осквернители вели себя подобным образом. Можно сказать, что такой способ самовыражения был им чужд. Снова и снова они понимали, что наибольшую пользу могут принести, находясь среди тех, кого должны вдохновлять, - в крайнем случае, немного в стороне, чтобы не быть навязчивыми, - поэтому, хотя эти встречи Осквернителей и напоминали о былых днях в океане, многие демоны ощущали в них какую-то неестественность. В этом чувстве они были не одиноки. Довольно большое число демонов с презрением относилось к подобному эскапизму, - даже те из них, кто стремился объединиться с собственным Домом, - утверждая, что такое поведение ослабляет группу. Предводители Эбенового и Кровавого Легионов (в том числе и подчиненные Белиалу) часто запрещали Осквернителям отлучаться надолго или поддерживать отношения с кем-нибудь из других подразделений. В целом можно сказать, что приказы эти выполнялись. Отношение Осквернителей к таким встречам заставляло их повиноваться начальству (хотя на прямую критику они отвечали по-прежнему, утверждая, что хулители им просто завидуют). См. также раздел, описывающий ритуалы и реликвии, чтобы больше узнать о творениях Осквернителей и отношении к ним.

Время Жестокостей не даром получило свое название. По мере того, как очередная военная тактика переставала вызывать потрясение и становилась привычной, появлялись новые идеи – еще более хитроумные, жестокие и бесчеловечные. Все Дома отдали дань жестокости, но находились те, кто считал, будто большая часть вины лежит на Осквернителях (были такие и следи членов Дома). В природе Ангелов Глубин было поощрять изобретательность, а кое-кто из них приобрел дурную славу своими деяниями, равных которым по гнусности не знало Мироздание.

Часто бывало так, что Осквернители не просто что-то делали, но и пытались изменить отношение к поступку так, чтобы он казался самым естественным и верным из всех возможных. Эти попытки пока еще не сложились в вульгарную философскую систему, признающую жестокость величайшим благом, но Дом в своих речах и поступках все ближе подходил к формированию подобного мировоззрения. Оно стало бы оправданием как намеренным действиям (вроде тех, которые совершал Эбеновый Легион в своих поисках предела человеческих возможностей), так и случайным проступкам (почти все смертные испытывали ужас и страдания, как бы ни пытались падшие облегчить их жизнь). Но создание у людей и демонов убежденности в том, что подобные вещи неизбежны и необходимы, нельзя назвать преднамеренным самооправданием. Это была инстинктивная реакция Осквернителей на окружающий их мир. Такими их создали.

Впервые о том, что такое мировоззрение имеет право на существование, открыто заговорили в Алебастровом Легионе. Убийцы сказали, что, чем больше физических ощущений испытывает человек и чем шире набор этих ощущений, тем прочнее его душа будет привязана к миру после смерти тела. Боль казалась более эффективным средством, чем удовольствие, по крайней мере, в теории. Еще одна понравившаяся многим идея была сформулирована подчиненными Тиамат: отсутствие надзора со стороны демонов только увеличит Веру в людях, подчиненных падшим. Осквернитель Набутра, которая в числе прочих озвучивала эту мысль Тиамат еще до Падения, узнала свои слова, облеченные в новую форму. Вскоре после этого она появилась во вражеском городе Аработ, чтобы отказаться от войны и собственного существования.

Все вышесказанное не относилось к причинению намеренных мучений, - хоть человеку, хоть плененному врагу, хоть, в особо мерзких случаях, собрату-демону. Подобные злодеяния совершались представителями всех Домов, всех легионов, и все же Осквернители опускались до подобных низостей реже остальных падших. И дело было вовсе не в доброте или уважении к чужой жизни – на самом деле двигали ими прямо противоположные чувства.

Самую дурную славу из всех укреплений Осквернителей приобрел Нинатан, значительно разросшийся и прозванный Дворцом Вздохов. В его покоях, скрытых глубоко под вулканом, потенциал отдельных смертных использовался для влияния на всю расу: проводилось скрещивание людей, творились странные заклинания и ритуалы, которые должны были оставить свой след на потомстве подопытных объектов. Некоторые Осквернители видели в этом воплощение всех своих устремлений, прочие же считали величайшим непотребством.

Старший лорд Эбенового Легиона, Канасай, пошел иным путем, попытавшись сделать из людей воинов, которые смогли бы штурмовать небесные крепости. Десятки тысяч человек погибли во время обучения, а затем, во время бессмысленных атак, полегли и остальные. Но Канасай не унимался, и во время Долгого Марша его убили. Меньшую известность приобрел демон Зафориэль, который большую часть времени проводил, издеваясь над человеческими племенами, и имя его среди людей стало синонимом безумия и силы. Особое удовлетворение он испытывал, искажая звездные знамения и появляющиеся на земле знаки, чтобы человеческие вожди и мудрецы путались в предсказаниях и в конце концов сходили с ума, вынося своим людям необоснованные и бессмысленные приговоры.

Во время Долгого Марша падший рыцарь Сабриэль из Железного Легиона задумалась об исходе войны с Богом. «Это нельзя назвать войной на истощение, - говорила она своим собратьям, участвовавшим в осаде Касдейи. – Ведь Господь, в отличие от нас, не слабеет. Чтобы победить в такой войне, нужно совершить один-единственный поступок, но мы уже совершили его, отказавшись от прошлого и будущего во имя любви, поэтому любви будет недостаточно. Нет, это должно быть злодеяние, всего лишь одно злодеяние, которое объединит ужаснувшихся ангелов и демонов. Мы видели, как подействовала на мир жертва Каина. Но кто же теперь сумеет совершить этот поступок во благо всем нам? Может быть, Господь? А кто еще?»

Казалось, к ее словам никто не прислушался, потому что мир все больше погружался в жестокость, демоны воевали с демонами, и никто из слышавших ее не мог и помыслить о худшем.