Утешила... зар-раза

5 января

В жизни не делала ничего подобного. Дневники – это для девчонок-подростков, а не для служащих средних лет. Но за последние несколько месяцев столько всего случилось, и мне все сложнее с этим справляться. Так тяжело думать, вспоминать, как все произошло. Это она что-то делает со мной. Я уверена. Если я не смогу привести мозги в порядок, она победит. А этого я допустить не могу.

читать дальше

Но я слишком спешу.

Для начала, я вовсе не собиралась искать себе новых друзей. У меня было много друзей, даже если части из них я и лишилась после развода. Порою бывало так, что я мечтала расстаться с еще некоторой их частью, потому что они не оставляли меня в покое. Большую часть времени мне хотелось просто сидеть дома и оплакивать годы, которые я бездарно потратила на этого придурка, моего мужа. Но мои друзья, они постоянно старались вытащить меня на какие-нибудь сборища и обеды, чтобы приободрить меня. Я верю, что они хотели мне добра, но посиделки и разговоры с женатыми парочками только лишний раз напоминали мне, чего я лишилась. Мне уже за сорок, а это не самый подходящий возраст для того, чтобы остаться одному. По крайней мере, для женщины. Будь вы мужчиной, на вашу машину и кошелек может клюнуть какая-нибудь девица, и вот у вас уже завязались новые отношения. Моему мужу такое удавалось – и не один раз. Стоит мужу бросить вас, и ваши друзья начинают рассказывать вам удивительные вещи. Не замечали?

Так или иначе, но через несколько месяцев после того, как Брайан покинул меня, Деннисам удалось вытащить меня на один из их обедов. Раньше, когда мы еще были вместе, мы дружили семьями, поэтому я старалась уклоняться от их приглашений, опасаясь, что они вызовут во мне неприятные – или, того хуже, приятные – воспоминания. Но в конце концов я уже не могла отказываться. Я не хотела идти, но и не хотела показаться грубой. Я знала, что они по-доброму относятся ко мне, хотя и не понимают, что я чувствую на самом деле.

В тот день я не слишком много сделала в офисе, потому что слишком боялась вечера. Босс ничего по этому поводу мне не сказал, но я знала, что завтра он на мне отыграется. Он не любит преодолевать трудности и предпочитает подождать, пока те сами рассосутся. Он помешан на власти, но при этом совершенно бесхребетный. Впрочем, я отвлеклась.

Я волновалась, потому что слишком хорошо знала, чего мне ждать: Катриона и Дэвид были на редкость предсказуемыми хозяевами. Дом будет в идеальном порядке, детей отправят в постель или к бабушке, а сами Деннисы в любой ситуации останутся ухоженными и элегантными. Еда будет приготовлена по рецептам из последней книги Нигеллы[1] или Джейми[2], а все остальные гости будут из числа благопристойных, уважаемых, трудолюбивых супружеских пар. Иными словами, весь вечер будет воплощением мечты респектабельного жителя центральных графств[3], той мечты, в которой я, как я думала, жила - до того момента, как мой муж ушел к женщине в два с лишним раза моложе его.

Мои ожидания оправдались почти полностью. Кати восхитительно выглядела в дорогом черном обтягивающем платье и с ниткой жемчуга на шее, а Дэвид прекрасно поддерживал беседу о разных пустяках. Он выглядел как преуспевающий городской бизнесмен, к тому же весьма привлекательный. Раньше, когда я была в Брайаном, мы с Дэвидом позволяли себе легкий флирт, но после того, как я снова стала одинокой женщиной, с этом было покончено. Жизнь может измениться так быстро. Разве это не забавно?


Еще один гость

 


6 января

Так на чем я остановилась? В тот вечер в центре внимания находились не Кати с Дэвидом. Помимо привычного набора безликих супружеских пар, там была еще одна незамужняя женщина, Дженни. За последние несколько лет я пару раз встречала ее на приемах – обычно она стояла на противоположном от меня конце комнаты, но никогда не интересовалась ей. Насколько я помню, она всегда была хорошо одета, но казалась полностью поглощенной собой, что не могло не раздражать окружающих. Возможно, тогда я смотрела на нее сверху вниз – ведь я была замужней почтенной дамой, и точно так же вели себя по отношению к ней некоторые гостьи на сегодняшнем приеме.

Теперь, глядя на нее, я не могла поверить, что раньше ее не замечала. Может быть, за последнее время она изменилась, потому что раньше она, насколько я помню, не привлекала такого внимания. Она была ровесницей почти всем нам, но казалось, что она светится изнутри. Брак и работа высушивают людей. В Дженни было больше жизни, чем во всех остальных гостях вместе взятых. Вынуждена признать, что, как и большинство из присутствующих женщин, сначала я старалась держаться от нее подальше. Это уже почти инстинкт. Побыв немного замужем, вы начинаете с подозрением относиться к одиноким женщинам, приближающимся к вашему мужу. Может быть, мне надо было проявить больше подозрительность по отношению к Брайану, но я всегда считала, что без доверия семья невозможна. Выяснилось, что и с доверием семьи у меня нет.

В любом случае, Дженни удалось нарушить тщательно выверенный Кати план рассадки гостей за столом, и она села рядом со мной. У Кати это явно вызвало раздражение, так что ее счастливая маска едва не дала трещину. В конце концов ей удалось совладать с собой, но все же она позволила окружающим заметить свое неудовольствие.

Дженни заговорила со мной, и очень скоро мой мир уменьшился так, что в нем осталось место только для нее. Она искренне интересовалась мной. Я не могла в это поверить. Ее не интересовало, как распался мой брак, что я по этому поводу чувствую, каким подонком оказался на самом деле Брайан и прочие домыслы в том же духе. Она интересовалась мной как человеком, вне зависимости от этого несчастья или брака. Разумеется, мы немного поговорили о моем чувстве беспомощности и о моих сожалениях по поводу того, что у нас никогда не было детей, но ей также удалось вытянуть из меня рассказ о моих желаниях и надеждах, о том, чего же я на самом деле хочу в этой жизни. Во время этого разговора во мне проснулись давно похороненные мечты, и впервые за несколько месяцев я почувствовала, что у меня есть будущее.

Но долго так продолжаться не могло. Мы не могли полностью игнорировать остальных гостей на протяжении всего обеда. Неохотно, не торопясь, мы все же вынуждены были уделить внимание окружающим. Как-то так получилось, что мы с Дженни оказались против всех остальных. Время от времени она наклонялась ко мне и шептала о нюансах в поведении или языке жестов, которые для меня остались незамеченными. Впервые я начала понимать, какое это облегчение – быть одной. Каждый раз, замечая быстрый взгляд, который чья-нибудь жена бросала на супруга в поисках одобрения или в знак неудовольствия, она легонько подталкивала меня локтем. Поведение каждого из супругов контролировалось его «половинкой». Раньше я этого не замечала, но Дженни словно открыла мне глаза. Я с уважением посмотрела на нее. Она была весьма проницательна.

Между прочим, благодаря ей я заметила, что у Кати с Дэвидом есть какие-то проблемы. Стоило обратить внимание на их язык жестов, и все становилось понятным. К моему восторгу, идеальная пара была далека от идеала. Между ними не было проявлений любви или тепла. Ни одного дружественного прикосновения. Даже Стив и Сьюзен обменивались ласковыми жестами, а ведь Стив всегда такой сдержанный, что я иногда удивлялась, как они вообще умудрились познакомиться.

Можно сказать, что тем вечером Дженни заставила меня по-новому взглянуть на моих друзей и мою собственную жизнь. В конце вечера мы поехали домой на одном такси. Я думаю, Кати наш уход принес облегчение. Уверена, что заметила злобный взгляд, который она бросила на Дженни, когда мы уходили. Она даже пыталась убедить меня побыть у них немного дольше – чтобы отвлечь меня от Дженни, надо полагать.


Логово

 


8 января

Дженни очевидно не бедствовала. Откуда я знаю? Очень просто. Она пригласила меня к себе на «пару глоточков». Не то чтобы я обычно соглашаюсь на такие приглашения, но в тот вечер я много выпила – во время обеда риоха[4] 1991 чуть ли рекой не лилась, - а с Дженни было так интересно, что я не устояла. В этот вечер я смеялась впервые с того дня, когда Брайан покинул меня, и я не хотела, чтобы это веселье прекратилось, потому что знала: стоит мне остаться одной, и все переживания вновь вернутся ко мне.

Может быть, после того, как я столько лет была примерной женой, мне вновь захотелось просто жить. Приглашение на выпивку от загадочной женщины я восприняла как небольшое приключение, довольно безобидное.

Она жила в одном из роскошных домов в центре города. Стоят они дорого, но с собственностью в наши дни везде так. Отделка квартиры тоже была на высоте. Местами обстановка шокировала своей простотой и лаконичностью, местами же поражала роскошью, как, например, в спальне, ванной и кухне. Когда я спросила Дженни об этом, она сказала, что комнаты, обставленные в минималистском стиле, напоминают ей о месте, где она жила раньше, и обо всем, что она потеряла. Достаточно честно, на мой взгляд.

Мы проговорили несколько часов. Сейчас я не могу припомнить почти ничего из того, что рассказывала Дженни, но знаю, что о своей жизни я рассказывала со всей откровенностью, недоступной мне многие годы. Я буквально открылась этой женщине, с которой мы были едва знакомы, и чувствовала себя при этом просто превосходно. Это было все равно что болтать с подружкой детства, наслаждаясь полным доверием и постоянным общением. Я даже не помню, когда в последний раз могла позволить себе такое удовольствие.

С удивлением я осознала, что уже три часа ночи и что мне не помешало бы поспать. Дженни сказала, что я могу лечь в одной из свободных комнат, но я все же вызвала такси. Можете считать меня старой, но я предпочитаю нежиться в собственной постели. Короткие вылазки из дому приятны в подростковом возрасте, но затем удобная пижама и бутылка с горячей водой становятся слишком значимыми частями жизни.


Наставник из Ада

 


10 января

Дженни и я продолжали общаться и по вечерам выбирались куда-нибудь выпить и перекусить. Наверное, с ней такие выходы давались мне легче, чем с моими друзьями, потому что они совсем не напоминали мне мою прошлую жизнь, когда Брайан еще был рядом. Ощущение было новым и довольно волнующим.

Прошло не так уж много времени, и мы с Дженни стали близкими друзьями. Она была подобна природному катаклизму. Противостоять ей было невозможно. Однажды мы отправились за покупками в бутики, в которые я обычно не захожу, потому что на их витринах не указаны цены (а все мы знаем, что это означает). К тому времени, как магазин закрылся, мы с ней, наверное, перемеряли по сотне нарядов. Я в жизни так не веселилась. Кое-что из примеряемой одежды заставляло нас по-глупому хихикать.

Учтите, в тот день мы потратили немалую сумму денег. Наряды Дженни были для меня слишком вызывающими, но все же и мой гардероб пополнился вещами, которым раньше там не было места. Должна заметить, что Дженни прекрасно чувствует грань между модой, стильностью, сексуальностью и вульгарностью. Вся купленная нами одежда удовлетворяла первым трем качествам и не несла ни малейшего намека на последнее из них. Да, и она прекрасно умела подбирать аксессуары. Если бы я обладала таким вкусом, я бы работала стилистом или консультантом по покупкам, а не торчала бы в бухгалтерии. Я не удивилась, узнав, что «раньше» Дженни подвизалась в индустрии моды. Я спросила ее, когда это – «раньше», а она лишь засмеялась и ответила: «До того, как я сбежала». Я знала, что связанный с модой бизнес предъявляет работающим в нем людям жесткие требования, но и представить не могла, что кто-то добровольно оставит его. Она улыбнулась, как мне показалось, немного грустно, и сказала, что надеется однажды обо всем рассказать мне.

Я знала Дженни примерно месяц, когда впервые начала подозревать в ней нечто необычное. Так, однажды она исчезла на неделю, а вернувшись, рассказывала о своей поездке весьма расплывчато. Я на нее не давила. Меня это не касалось, в конце концов. Иногда она замолкала посреди беседы и просто смотрела в пустоту, двигая губами так, словно разговаривала с кем-то, кого здесь не было. Обычно потом она говорила, что задумалась, и я соглашалась с таким объяснением. Не то чтобы такое случалось часто.

Но самой заметной ее странностью было то, что она, казалось, может читать мысли разговаривающих с ней людей. Да, я понимаю, звучит странно. Но другого объяснения тому, что ей всегда удавалось вычислить, что интересует ее собеседников, я найти не могу. Понимание языка жестов и тщательный анализ сказанного, - это одно, и я довольно быстро овладела этим искусством под ее руководством. Но информация, которой она владела, в эту систему не вписывалась. Она догадывалась о таких событиях в жизни людей, узнать о которых ей было просто неоткуда. Пару раз такое могло сойти за хорошо подготовленный фокус, но я замечала за ней эту особенность на протяжении многих недель, и выглядело все это подозрительно. Жаль, что тогда я не придала этому большого значения.

Не поймите меня неправильно. В своей жизни я не раз сталкивалась со странными вещами. До того, как невозможность зачать ребенка поколебала мою веру в бога, я посещала одну евангелистскую церковь. И кое-кто из приходивших туда людей демонстрировал загадочные способности – все эти наложения рук, слова силы и прочие духовные дары. Но сейчас все было по-другому, потому что странности случались в самых разных местах, а не в церкви, где все усиливают веру друг друга. Из-за этого я, лежа в кровати, думала о Боге. Нет, Бог тут ни при чем. Способности Дженни, казалось, никак не были связаны с религией. Она никогда не упоминала о них. Но, в чем бы они ни заключались, я тоже хотела обладать ими. Просто потому, что хотела быть похожей на Дженни.

Помните самого клевого ученика в школе? Помните, как вам все время хотелось держаться рядом с ним, как вы пытались стать похожим на него? Со мной творилось примерно то же самое, только желание было намного сильнее. Дженни вела образ жизни, о котором я мечтала на протяжении последних тусклых лет моего замужества. И я уже начинала ощущать кое-какие результаты от нашего общения. Когда мы с Дженни выходили на прогулку, со мной пытались заговаривать мужчины. Не так часто, как с Дженни, вынуждена признать, но все же моя самооценка начала повышаться. Что ж, наверное, есть жизнь и после Брайана.

Кое-какие изменения произошли и на работе. Мой начальник, откровенно говоря, псих. Долгое время он и мой муж были настоящим проклятием для меня. Двое пожилых мужчин, наслаждающихся той немногой властью, что у них есть. Как-то в пятницу вечером мы с Дженни болтали по телефону и я рассказала ей о Найджеле (так зовут моего босса). Мы трепались об идиотах, портящих нам жизнь, после того как она высмеяла подвыпившего бизнесмена, который клеился к ней в одном из итальянских кафе, куда мы на прошлой неделе зашли перекусить.

Я начала рассказывать ей о Найджеле, а она дала мне пару советов, как совладать с ним. К ним определенно стоило прислушаться. На следующий день она нагрянула ко мне, выбросила половину моей рабочей одежды, назвав ее «бесполой», а затем из того, что осталось, соорудила мне «более выразительный» наряд. Сама я никогда не отличалась умением сочетать вещи, поэтому доверилась ей.

- Одежда – это инструмент, - сказала она. – Ребята вроде Найджела сначала замечают одежду, а потом уже женщину, на которую та надета. Это еще одно оружие, способ перераспределить баланс сил между вами еще до того, как ты заговоришь. Посмотри на меня. Мне сорок с лишним лет и я вовсе не ошеломительная красавица, но я умею произвести впечатление.

Все сработало. Отношение Найджела ко мне поменялось довольно быстро. Стоило мне перестать делать все, что он говорит – после того, конечно, как он перестал пялиться на меня и снова обрел дар речи, - и он живо отступился. Похоже, он привык к тому, что люди подчиняются ему только из-за его должности. Ему редко бросали вызов. Меня это повеселило. Дженни пришла в восторг, когда чуть позже я поведала ей об этом.


Сделка

 


12 января

Кое-что о Дженни я узнала в следующую субботу. После долгого похода по магазинам мы с ней сидели в «Старбаксе» в Брайтоне, смакуя кофе и пирожные. Мне так понравились изменения, которые она внесла в мой рабочий гардероб, что я попросила ее помочь мне полностью изменить внешний вид. Она предложила отправиться в Брайтон, где мы провели целый день, обшаривая Лейнс[5], Черчхилл[6] и оставшуюся часть центра города. Как обычно, я перемерила десятки вещей, но в конце концов купила то, что она мне посоветовала. А почему бы и нет? У нее был превосходный вкус, с ее помощью я начала привлекать к себе внимание как на работе, так и в том, что можно считать началом моей новой жизни в обществе. Последние несколько дней я ни разу не вспоминала о бывшем муже. Я и в самом деле начинала радоваться жизни.

Дженни задумчиво помешивала кофе, глядя на меня со спокойным вниманием.

- Ты в самом деле доверяешь мне? – спросила она неожиданно серьезным голосом.

- Конечно да, Дженни, - ответила я. – Ты всегда так добра ко мне. Я не представляю, что бы я делала без тебя в эти последние месяцы.

Она улыбнулась и погладила меня по волосам. Она и в самом деле обладала большим тактом. Мне понадобилось некоторое время, чтобы привыкнуть к ее манерам, потому что сама я никогда особо не нуждалась в чужих прикосновениях. Но теперь они доставляли мне удовольствие, совсем не похожее на сексуальное. Это был просто знак привязанности, понимаете? Мне нравилось это ощущение. После разрыва с Брайаном мне не хватало простого человеческого тепла, поэтому я ценила подобные контакты. К тому же вид двух женщин, так небрежно прикасающихся друг к другу, производил забавное впечатление на некоторых парней. Меня смешили испуганные взгляды, которые бросали на нас сидевшие в кафе мужчины.

- Тебе нравится все это, верно? Время, проведенное со мной, что-то значит для тебя.

Я взяла ее за руку:

- Да, это так, Дженни. Я рано вышла замуж и никогда не пользовалась особой популярностью в школе. Когда я рассталась с Брайаном, я была уверена, что упустила свой последний шанс. Я считала, что у меня уже все позади. Ты словно продлила мне жизнь, снова научив радоваться.

- Знаешь, а ведь все может стать еще лучше.

- Вот как? Расскажи мне.

- Ты знаешь, что я умею «читать» людей, я ведь учила тебя этому?

- Да, конечно.

- На самом деле тут не все так просто. Я научу тебя тому, о чем молчала раньше, научу, как стать поистине неотразимой, если хочешь.

- Ого, ты серьезно? Конечно же, хочу.

- Ты уверена, Линда? Назад пути не будет.

- О чем ты?

- Понимаешь, после того, как я сделаю это, мы с тобой будем связаны. Мы будем не просто друзьями, как сейчас, мы станем практически неразделимы.

Раньше она никогда не прибегала к таким предосторожностям. Возможно, мне стоило бы догадаться, что говорит она и в самом деле о чем-то необычном, даже для нее самой. Опасном, быть может. Но откуда же мне было знать?

- Ну конечно же, глупая ты корова, я уверена. По мне, так звучит это просто прекрасно.

- Позже мне может понадобиться кое-что от тебя. Я хочу, чтобы ты об этом знала.

- Да ладно тебе, Дженни. После всего, что ты для меня сделала? Разве смогу я тебе отказать?

Дженни улыбнулась и отпустила мою руку:

- Пей, дорогая моя, позже мы поговорим об этом.

И она одним глотком допила остававшийся в чашке латте с обезжиренным молоком.


Договор

 


13 января

Следующие несколько часом мы провели в походах по магазинам, но сердце у меня было не на месте. Я хотела узнать, что она имела в виду, но понимала, что торопить Дженни не следует. Она сама выберет время. Она предложила пообедать в гостиничном ресторане на набережной. Мы оставили сумки в гардеробе и болтали за обедом о всяких пустяках. Я просто лопалась от любопытства, но все же сумела сдержаться.

Потом Дженни предложила немного прогуляться по пляжу, а затем вернуться домой на ее машине. К тому времени уже стемнело, и я подумала было, что идти куда-то небезопасно, но Дженни каким-то образом развеяла все мои страхи. Меня это должно было бы насторожить, но не насторожило.

Мы шли молча, наслаждаясь звуками и ощущениями от почти безлюдного пляжа. Песок приятно холодил мне ноги, и как же здорово было оказаться в относительной тишине после лихорадочной пробежки по магазинам. Через некоторое время Дженни остановилась и стала смотреть на море, в волнах которого отражались огни мола и прибрежных гостиниц и баров.

- Как здесь красиво ночью, - сказала я наконец, не в силах больше выносить молчание.

- Да, наверное, - откликнулась она. – Вода много для меня значит. Иногда она приносит с собой приятные воспоминания, иногда – память о том, что я предпочла бы забыть.

- Ну вот, ты снова говоришь о своем прошлом загадками.

- Это потому, что я – ангел, - спокойно сказала она.

- Да, Дженни, ты – настоящий ангел. Не надо напрашиваться на комплименты.

- Я говорю абсолютно серьезно, Линда, и раньше я тоже не шутила, - сказала она, поворачиваясь ко мне и глядя мне в лицо столь пристально, что я невольно отшатнулась. – Я хочу одарить тебя, одарить умением сопереживать, пониманием и обаянием. Примешь ли ты мой дар?

Я по-прежнему была уверена, что все это – лишь один из ее милых розыгрышей, но при этом я всей душой хотела владеть тем, что она мне предлагала. С того самого момента, как я впервые видела ее на том чертовом обеде, я хотела быть похожей на нее, обладать ее властью над окружающими, ее уверенностью, а потом еще и ее умением обходиться с мужчинами.

- Да, Дженни, приму.

- Да будет так, - сказала она.

Волны внезапно взметнулись вверх и помчались ко мне, готовые обрушиться на берег. Я попыталась уйти с их пути, но Дженни ухватила меня за руки, вынуждая оставаться на месте. Окружившая меня вода все поднималась, захлестывая сначала мои ноги, потом – туловище, а затем и голову. Поначалу я запаниковала и попыталась вырваться, но Дженни по-прежнему удерживала меня. А затем, вопреки всему, я успокоилась. В воде было тепло и уютно – так, наверное, чувствует себя ребенок во чреве матери. Я ничего не видела и не слышала, но вода, казалось, каким-то образом просачивалась в меня, становилась частью меня, и мне это нравилось. Я раскрылась ей навстречу, чтобы она согрела меня всю, согрела мою душу.

Затем вода отступила, и я снова оказалась на пляже Брайтона. Я хотела, чтобы вода вернулась, но услышала чей-то голос, который звал меня. Я открыла глаза. То, что я увидела, было одновременно самым прекрасным и ужасным зрелищем в моей жизни. Рядом со мной стояло невообразимо красивое создание. Я боялась, что, если я буду смотреть на него слишком долго, я ослепну или сойду с ума, или и то и другое вместе. В его чертах было что-то от Дженни, но по сравнению с этим существом она казалась грубой скульптурой, над которой еще работает мастер. То была красота столь совершенная, столь утонченная, что ничего подобного ей я и вообразить не могла.

А затем она заговорила. Слова ее музыкой звучали в моих ушах, каждый слог заставлял меня вздрагивать от удовольствия.

- Спасибо, Линда, - вот и все, что она сказала, и слова эти были мне слаще всех признаний в любви, что я слышала в своей жизни, и вместе с тем они ужасали, подобно всем высказанным мне угрозам и брани.

Некоторое время мы просто сидели там, она по-прежнему держала меня за руку, а я могла думать лишь о невероятной красоте рядом со мной и о том, как же мне страшно.



[1] Нигелла Лоусон (Nigella Lawson) – автор популярных книг по кулинарии.

[2] Джейми Оливер (James Trevor “Jamie” Oliver) – британский кулинар, телеведущий и ресторатор.

[3] Шесть графств, окружающих Лондон.

[4] Вина из испанской провинции Ла-Риоха.

[5] Район Брайтона, известный антикварными и ювелирными магазинами.

[6] Площадь в центре Брайтона, где расположен крупный торговый центр.



@темы: мир тьмы

URL
Комментарии
02.07.2010 в 17:33

Утешила... зар-раза
Хороший солдат

Все произошло только потому, что я не захотел сдохнуть в баре Пита, заливая себе глаза выпивкой в то время, как жизнь проходит мимо.
Да, мне было жаль себя. Еще один дерьмовый день периода реабилитации, когда надо заполнять всякие бумажки по инвалидности и ходить на бессмысленные собеседования. У меня болели ноги, кожа на коленях стерлась, потому что крепления стяжек, выданных Министерством по делам ветеранов, мне не подходили. Был час дня. Пара прогуливающих уроки старшеклассников играла в бильярд за дальним столом, время от времени кидая в автомат четвертаки, запас которых казался неиссякаемым. Одеты они были в спортивные куртки – наверное, их футбольной команды, судя по тому, как эти двое были сложены. Они топтались у стола уже два с лишним часа, смеясь и обмениваясь шутками, и весь остальной мир их не заботил. Я их ненавидел. Ненавидел за деньги, которыми они сорили, и за ту легкость, с которой они двигались. Почему, черт побери, у них все так просто получается? Накачиваясь пивом, я думал о собственных трудностях.
Именно тогда это и случилось. Что - это? Момент откровения, когда вы словно делаете шаг назад и смотрите сквозь все то дерьмо, что наполняет вашу жизнь. Прозрение. Вот что это было. Я сидел в кабинке, поглаживая деревянную столешницу, пальцы мои ощущали все неровности, царапины и инициалы, появившиеся на ней бог весть сколько лет назад, и думал о том, что я – такая же неизменная составляющая забегаловки Пита, как и этот стол. В конце концов, куда еще я мог пойти? В каморку с тараканами в мотеле вверх по улице? К моим родителям в пригород?
И тогда я понял, что последние шесть месяцев каждый день провожу в баре у Пита, пропивая пособие по инвалидности, и едва ли моя жизнь изменится в ближайшем будущем.
Господи боже, подумал я. Я же могу здесь умереть. Пройдут годы, и меня найдут здесь, в этой же чертовой кабинке, лежащего лицом в луже пива.
Потянувшись за стаканом, я взмолился: «Господи», - просил я Его, - «Пожалуйста, не дай мне здесь умереть. Если это испытание, то помоги мне. Я не хочу стать обузой для моей семьи. Пожалуйста, дай мне знак».
- Эй, герой, - услышал я знакомый рык. – Пиво сегодня вкусное.
Я оглянулся через плечо и увидел Большого Джима, пробиравшегося по узкому проходу между барной стойкой и кабинками. Большому Джиму было уже за пятьдесят, и у Пита он был завсегдатаем еще в те времена, когда я ходил в начальную школу. Если у него и была фамилия, при мне ее никогда не упоминали. Я даже не знаю, почему его называли Большим Джимом, потому что рост его едва ли превышал шесть футов , к тому же он был довольно худым. Он был морским пехотинцем, воевал во Вьетнаме, и предплечья у него были покрыты шрамами от гранатных осколков. Джим по-прежнему стриг свои седые волосы «под матроса» и гордился татуировкой в виде якоря и земного шара на правой руке.
Джим не появлялся в баре уже неделю, и народ начал волноваться, не отказала ли у него наконец печень. Но сейчас он пробирался к моему столику с живостью, которой раньше я за ним не замечал. Глаза у него были хитрющими, словно ему принадлежал весь этот чертов мир.
- Привет, Джим, - промычал я, не особо желая вступать в разговор. – Ты бодро выглядишь. Тренировки?
Из него так и сочился сарказм. Он кивнул на мои костыли:
- Не такие тяжелые, как у тебя, приятель.
Я пожал плечами. Вообще-то я через день тренировался в госпитале для ветеранов, но толку от реабилитации, похоже, не было никакого. Врачи уже начинали верить, что я никогда не смогу ходить самостоятельно, но будь я проклят, если я на этом успокоюсь.
- Так когда ты мне расскажешь, что с тобой стряслось? – спросил Джим.
- Я б не против, но это секретная информация, - ответил я, чувствуя, как сжимается все внутри. Разговор этот начал не я. Я демобилизовался как раз тогда, когда обстановка в Афганистане начала накаляться, и люди думали, что меня ранили в бою. Я не мог заставить себя сказать им, что на самом деле все не так. Даже не заикался об этом. Какой-то идиот-вольноопределяющийся за рулем пятитонки проехал на знак и сбил меня, когда я топал в казарму. Дядя Сэм подарил мне по дюжине спиц в каждую ногу и демобилизовал по состоянию здоровья.
Я всегда хотел быть солдатом. Здесь, у Пита, я им и оставался. Я сидел в угловой кабинке, а завсегдатаи, такие, как Большой Джим, иногда угощали меня пивом.
Да, я знаю, что вел себя как последний дурак. Вот только готов поспорить, что вы поступили бы так же, окажись вы на моем месте.
- Как будешь готов, можешь рассказать мне, - сказал Джим и махнул Питу, чтобы тот принес пару пива.
- Спасибо, - ответил я. – Просто не хочу, чтобы дядя Сэм надрал мне задницу за то, что я слишком много треплюсь.
Мы рассмеялись.
По телевизору, стоявшему за Джимом, крутили выпуск новостей с репортажем об Афганистане. Мне ничего не было слышно, но я был уверен, что речь идет об очередной операции в горных пещерах.
- Многое бы я отдал, чтобы снова оказаться там, - сказал я.
Джим оглянулся на телевизор, потом внимательно посмотрел на меня:
- Почему?
- Потому же, почему я вообще записался в армию, - ответил я. – Я хотел защищать свою страну. Да, именно так. Можешь думать обо мне что угодно, но я не вру. Всю свою жизнь я хотел сражаться с теми, кто угрожает моей стране. Хотел защищать нашу свободу. Если я и просил чего-нибудь у Бога, так это возможности вступить в армию, - я поерзал на стуле. – Похоже, Он был не слишком щедр.
На лице у Джима было написано сочувствие, но в глазах по-прежнему таился хитрый блеск:
- Ты мог бы остаться в армии. Работал бы при штабе.
- Черта с два, - я покачал головой, чувствуя, как захлестывает меня привычная горечь. – Я туда записывался не затем, чтобы перекладывать бумажки. Я хотел воевать, и у меня это получалось. Мир нельзя изменить, проводя ревизии и заполняя бланки, - я пожал плечами. – С другой стороны, может, мне и надо было там остаться. Тогда у меня была бы работа.
Одна из девочек Пита подошла к столу с пивом.
- Записать на ваш счет? – спросила она Джима, потом улыбнулась и вернулась к стойке.
- Вот, например, посмотри на Джен, - сказал я, глядя ей вслед. – У нее какая-то степень по экономике, а она работает здесь.
Джим только плечами пожал:
- Чтобы хорошо устроиться, одной бумажки недостаточно.
- Ты это мне рассказываешь? – буркнул я, поднимая стакан.
- Нужна сила духа. Мир изменился со времен моей молодости, в нем осталось не так-то много возможностей, но черт меня побери, если их вообще нет. Она могла бы заняться делопроизводством, но я готов биться об заклад, что ей просто духу не хватает получить то, чего ей хочется. Иначе чего бы она тут работала? Тут уж убивай или будь убитым, Эдди. Ты уже должен это понимать.
Джим поднял стакан и сделал долгий глоток. Лицо его скривилось, он посмотрел на пиво так, будто в нем была отрава, и отставил стакан.
Я нахмурился:
- С каких это пор тебе не нравится здешнее пиво?
Джим бросил на меня косой взгляд, словно я подловил его на чем-то:
- Наверное, мои вкусы изменились.
- К третьему стакану ты об этом забудешь, поверь мне.
Но Джим сегодня не был расположен к шуткам. Он откинулся на спинку стула и скрестил на груди покрытые шрамами руки:
- Что-то слишком много горечи в словах для такого молодого парня.
Господи, подумал я. Он что, вообразил себя моим папашей?
- Если у меня есть причины для бурной радости, я их, наверное, не заметил.
- Могло быть и хуже. У тебя есть пособие и крыша над головой.
- Я живу в убогой комнатушке, за которую отдаю почти все пособие, а то время, когда не торчу в реабилитационном центре, мотаюсь по собеседованиям.
- Тогда чего ты упираешься? Вернулся бы к родителям.
- Чтобы выслушивать их причитания? Нет уж, к черту.
- Но так тебе было бы проще жить.
- Я не хочу, чтобы было проще, ясно? Я ненавижу все это дерьмо, но будь я проклят, если я сдамся.
Я заметил, что в баре стало тихо. Пит настороженно смотрел на меня, протирая стакан. Я понял, что держу в руке один из своих костылей, сжимая его наподобие дубинки.
Но Джим лишь улыбнулся, и блеск в его глазах стал заметней.
- Вот это и есть сила духа, приятель, - сказал он. – Ты можешь получить все, что захочешь, если только будешь сражаться за это. Готов поспорить, что с таким подходом ты живо встанешь на ноги.
- Ну, врачи со мной работают, но что-то я не заметил в них большой уверенности.
- Верить надо не во врачей.
- Да знаю я, знаю. С Господом возможно все. В госпитале есть священник, который молится за меня.
Джим медленно кивнул:
- Вообще-то лично я не думаю, что помочь может только Он.
- Да все равно. Попросить язык не отвалится.
- Он не слишком часто помогает, - Джим помолчал, задумчиво разглядывая мои костыли. – А вот я мог бы тебе помочь.
Не удержавшись, я рассмеялся:
- Ты?
- Именно.
Я снова засмеялся:
- Слушай, ты – отставной механик. Без обид.
Джим бросил на меня взгляд, от которого я похолодел:
- Ты удивишься, парень, но я знаю много такого, о чем ты в жизни не слышал. Альтернативные методы лечения, скажем так.
Он не шутил. Несколько мгновений я просто смотрел на него, не зная, что сказать.
- Я могу порыться у себя. Может, найдется способ тебя вылечить. Попытка – не пытка, так?
Я задержал дыхание:
- Думаю, нет.
Джим начал говорить что-то еще, но потом передумал. Он вытащил свои старые кости из-за стола:
- Просто подумай о том, что я тебе сказал. Я буду поблизости.
Я уставился на свой пустой стакан, внезапно почувствовав себя виноватым:
- Извини. Из меня сегодня плохая компания.
Джим не ответил. Когда я поднял глаза, он уже ушел.
02.07.2010 в 17:33

Утешила... зар-раза
Не отступать
В тот же день я на автобусе доехал до кампуса Университета Айовы и вышел на Пяти Холмах. На здании Старого Капитолия велись какие-то работы. Администрация университета обещала, что ремонт будет закончен к началу следующего года. Почему-то я подумал, что полностью отремонтировать здание не удастся. Как и я, оно было покрыто незаживающими рубцами.
Я медленно продвигался по направлению к Пешеходной улице. Чуть ли не на каждом шагу мне приходилось отгонять от себя людей, предлагавших мне помощь. Я мог бы сойти с автобуса ближе к нужной мне улице, но мне хотелось потренироваться. Я сказал себе, что дополнительная нагрузка поможет мне быстрее восстановить силы и снова научиться ходить, так что воспринимал общение с непрошенными помощниками как неизбежную плату за эту возможность.
К тому же мне надо было подумать. В любой другой день я по-прежнему сидел бы в баре и цедил бы пятую или шестую кружку пива, но после разговора с Большим Джимом мне казалось, что стены бара давят на меня. Что, черт меня побери, я с собой делаю? Мне что, больше не на что надеяться?
Я наконец добрался до Пешеходной и прошел мимо телефонной будки, стоявшей на повороте. Она была сплошь залеплена объявлениями, словно кто-то сначала намазал ее клеем, а потом опрокинул на нее мусорную корзину.
У будки стояло несколько ребят, которые глазели на прохожих и перешептывались друг с другом. Я не обратил на них особого внимания, но черноволосая девчушка в темно-зеленой куртке и поношенных «мартенсах», вдруг шагнула вперед. В руке она держала листок бумаги с грубо нацарапанной на нем цифрой 3.
Она хихикнула:
- Ты получаешь тройку, - сказала она. – Потому что выглядишь, как чучело. Ну и излишки со складов точно прошли мимо тебя.
Черт бы побрал этих крысенышей, подумал я про себя. Я уставился на нее и попытался ее обойти, но она снова оказалась у меня на дороге.
- Твоя мамочка знает, как ты одеваешься?
- О, Господи. Дай пройти, - рыкнул я на нее, но она по-прежнему торчала у меня на пути, явно играя на публику.
- А вот костыли тебе идут. Правда, их бы сделать поярче.
- Засунь свое мнение себе в задницу, сучка, и дай пройти.
- Эй, парень, остынь, - ухмыльнулась она.
- Нет, это ты остынь. И вообще, почему бы тебе не убраться на Холл-Молл и не присоединиться к тамошним ушлепкам? У меня нет времени на ваше дерьмо.
Позади я услышал чей-то голос:
- Не разговаривай так с моей девушкой.
Ч-черт, подумал я, мысленно давая себе пинка за глупость. Она меня разводила, а я ей во всю подыгрывал. Я развернулся на костылях и увидел двух направлявшихся ко мне парней. У главного из них, долговязого остроносого типа, в волосах была фиолетовая прядь, а на поясном ремне болталась стальная цепочка от бумажника.
- Какие-то проблемы? – он говорил громко, явно выпендриваясь на моем фоне.
- Ага, - ответила девушка, подавляя смешок. – Я просто хотела ему помочь, а он начал на меня наезжать.
Он уставился на меня:
- Тебе лучше извиниться.
Я покачал головой:
- Просто дайте мне пройти.
Парень сделал шаг и оказался в нескольких дюймах от моего лица:
- Сначала ты извинишься. Она хотела тебе помочь!
- Мне не нужна ее помощь.
Он ухмыльнулся:
- Думаю, нужна, педрило. Ну, что ты будешь делать? А? Я назвал тебя педиком. Калечный педик!
Его приятель засмеялся. Я стиснул костыли так, что у меня побелели костяшки пальцев.
Он с силой ударил меня:
- Как тебе это, педик?
Я начал разворачиваться. Он толкнул меня обеими руками, сбивая с ног. Падая, я ударился локтем о землю и стиснул зубы от боли. Затем он пнул меня – скользящий удар по скобам на ноге, так что мне показалось, будто у меня опять все кости поломались. Я завопил, а этот ублюдок засмеялся, снова пиная меня. Я вскрикнул и попытался ударить его, но он легко увернулся и еще раз пнул меня.
Он явно собирался выбить из меня все дерьмо. Этот жалкий выродок избивал меня, а я не мог ничего сделать.
Собака появилась из ниоткуда. Вот я вижу над собой рожу этого ублюдка, а в следующее мгновение он уже улепетывает прочь так, что только пятки сверкают, а между ним и мной стоит огромный ротвейлер, лает и скалит зубы. Я не понял, как все произошло. Меня заботила только боль в боку, который как огнем обжигало на каждом вдохе.
Я не знаю, сколько времени я там пролежал, хватаясь за ребра. Я слышал, как бегут прочь малолетки, преследуемые псом, и закричал им вслед:
- Давайте шевелитесь, сукины дети!
Я хотел, чтобы они знали: за все то, что они натворили, их надо как следует проучить, но потом я понял, насколько жалко прозвучали мои слова.
Я пролежал там, наверное, целый час, ожидая, пока боль утихнет. Солнце зашло, тротуар стал холодным, но бок болел все так же сильно.
02.07.2010 в 17:34

Утешила... зар-раза
Не сдаваться
На обратной дороге меня так и тянуло свернуть к Питу. Ладони и локоть саднили после падения, одно из ребер, похоже треснуло, а я по-прежнему думал, не нырнуть ли мне с головой в бутылку.
Жизнь у меня шла наперекосяк, в этом я уже не сомневался. Безработный больной алкаш – вот кем я был, и никаких причин верить в лучшее будущее у меня не было. Я ковылял по направлению к дому, в котором снимал квартиру, и меня не покидали мысли о самоубийстве. У меня были обезболивающие таблетки, и с бутылкой водки их как раз бы хватило. Но когда я начал подниматься по ведущей к моей комнате лестнице, я отказался от этой идеи. Если я сдамся, я покажу миру, что и в самом деле заслужил его жалость, но будь я проклят, если позволю такому случиться.
Свет в коридоре был выключен – как и всегда, впрочем. Я наконец вставил ключ в замочную скважину и надавил на дверь плечом, чтобы открыть замок. От этого усилия бок у меня заболел так, словно по нему проехались раскаленной кочергой.
У стены справа от двери была раковина. Стараясь не наткнуться на нее, я рукой нащупал шнур от висевшей под потолком лампочки. В ее слабом желтом свете я разглядел, что физиономия моя украсилась парой царапин. Задыхаясь от боли, я осторожно стянул куртку и задрал майку. Вся правая сторона грудной клетки представляла собой один большой синяк.
- Похоже, тот паренек все же что-то повредил тебе. Я боялся, что так и будет.
Казалось, голос шел сразу со всех сторон. Он был ровным и глубоким, почти как мурлыкание, но воздух в комнате задрожал при его звуках. Меня он пробрал до костей, так, что по коже мурашки побежали. Мне надо было бы до усрачки испугаться, вот только я вместо этого ощутил странное спокойствие.
Я повернулся и увидел его. Он сидел на краешке кровати. Большой Джим, кто же еще. В глазах его больше не было самодовольного блеска, и сидел он очень прямо, сложив руки на коленях. Лицо его было неподвижным, как у статуи, и я невольно подумал, что выглядит он сильно постаревшим.
- Какого черта? – глухо спросил я.
- А как ты догадался? – ухмыльнулся Джим, и глаза его стали золотистыми, как у льва.
Ноги у меня подкосились, но Джим тут же оказался рядом, подхватив меня и усадив на кровать до того, как я рухнул на пол. Усмешка его никуда не делась, а вот взгляд изменился. Теперь в нем была неподдельная теплота и какая-то грусть, подобной которой я раньше не встречал.
Боль затихла, гнев тоже куда-то исчез. Сейчас я чувствовал разве что смутную жалость к нему, сам не понимая, с чего бы это.
- Чего ты хочешь? – выдавил я из себя.
- Помощи, - ответил Джим мягким, пробирающим до печенок голосом.
Иногда вся жизнь человека может круто поменяться из-за нескольких простых слов. В тот момент мне плевать было, кто или что такое Большой Джим на самом деле. Значение имело того то, что он нуждается во мне.
- Но… что я могу сделать?
Джим улыбнулся:
- Не надо недооценивать себя, Эд. У тебя есть то, чего лишено большинство людей. У тебя есть сила духа. Это весьма ценное качество, поверь мне, - он замолчал, обдумывая свои слова. – Мир стал довольно поганым местечком, а?
- Да уж.
- Он не всегда был таким, - сказал Джим со вздохом. – Он был… эх… ладно, сам увидишь. – Он по-отцовски потрепал меня по плечу. – Эд, я вернулся, чтобы изменить этот мир. Земля снова может стать раем, которым была когда-то, но один я тут ничего не сделаю. Мне нужны такие люди, как ты. Люди, которые не сдаются, как бы плохо ни шли дела. Потому что перед тем, как ситуация улучшится, дела могут пойти совсем скверно. Ты понимаешь, о чем я?
У меня кружилась голова. Я подумал, что и в самом деле понимаю его. Мне предлагали совершить действительно стоящий поступок, сделать нечто такое, о чем я даже не мечтал. И почему-то мне казалось, что второго такого шанса у меня не будет.
- Ты демон, - сказал я.
Джим положил руку мне на больной бок. Сквозь ткань майки я ощутил, какая горячая у него кожа. Тепло от нее проникало в кости, и я почувствовал, как срастается ребро. На все про все у него ушло меньше времени, чем мне требуется для одного вдоха.
- Демонами нас стали называть люди после того, как позабыли, почему мы отвернулись от Бога, - произнесло обитавшее в Джиме существо. – Я ангел, Эд. Всегда им был и буду.
Я поверил ему. И сейчас, после всего, что произошло, я по-прежнему верю, что все, сказанное мне Джимом, было правдой. Он был ангелом.
Чтобы собраться с мыслями, мне понадобилось не так уж много времени. Он нуждался во мне. Кто еще просил у меня помощи с тех пор, как я стал калекой? Кто еще обращался со мной так, будто я достоин уважения?
- Ну и где мне расписаться?

Расширенная форма

Редактировать

Подписаться на новые комментарии
Получать уведомления о новых комментариях на E-mail