Моросил легкий дождик, и свет уличных фонарей мягко отражался в лобовом стекле.

Тони снова и снова прокручивал в голове список привычных дел. Проверка домашних заданий, документальный фильм, который он так и не записал, бесконечные счета… Через месяц у Дайен день рождения, и он не знал, что с этим делать… Он чувствовал себя уставшим, но все же внимательно смотрел на дорогу.

Машина врезалась в него сзади, под небольшим углом, и мысли пропали, вытесненные скрежетом металла, внезапным треском из радиоприемника и бешеным хороводом фонарей. Он до упора вжал педаль, не совсем понимая, что именно он делает. Инстинкты отказали, и после резкого рывка сначала вперед, на руль, а потом назад он, казалось, замер, не в силах шевельнуться. Только фонари продолжали двигаться.

Но все же он, скорее всего, сделал все правильно, потому что внезапно осознал, что его автомобиль останавливается, а сам он пока что цел и невредим. Дрожащей рукой он открыл дверь и выбрался наружу.

- Эй, какого… В смысле, ты там в порядке? Я не видел… Ч-черт.

Парень, который врезался в него, был молод, едва ли сильно старше ребятишек у него в школе. Лицо его казалось беззащитным, как у тех, кто сдает задание, слово в слово переписанное с прошлогодних образцов. Тони попытался не обращать на него внимания. С полминуты он раздумывал, затем принялся ощупывать себя, пытаясь понять, не ранен ли он. Кожа на руке была свезена о приборную панель, рана немного саднила, но этим все и ограничилось. Даже его «Тойота» пострадала не так сильно, как он думал. Судя по виду машины, она прошла юзом десять-пятнадцать метров, несколько раз вильнула в сторону, но ни во что не врезалась. Почти все задние фонари побились, а один угол вмялся внутрь. «Чудно», - подумал Тони. Хуже было то, что, похоже, пострадало колесо. Полуось? Он не был уверен, хочет ли знать об этом.

Парень спросил, нет ли у него ручки, чтобы они могли обменяться адресами. Мимо проехал автомобиль, из которого на них бросили заинтересованный взгляд.

Заднее стекло треснуло. Вообще-то… Тони нахмурился, разглядывая его. Оно продолжало трескаться. По всему стеклу разбегались тонкие линии, чего, как он понимал, не должно было происходить. Более того, уже имевшиеся трещины начали двигаться, едва заметно, но явно повинуясь какой-то схеме.

Тони припомнил, как пару недель назад – или около того – он зашел в мальчишеский туалет. Обычная проверка после уроков. Ученик – Робин Джонсон – стоял там, разглядывая в зеркале свой обнаженный торс. Вторжение заставило его в ужасе оглянуться. Его кожа была покрыта шрамами, складывающимися в сложный, изменчивый узор.

- Эй, - окликнул Тони парень, только что врезавшийся в его машину.

Трещины на заднем стекле машины казались зловещим предзнаменованием. Тони бросился бежать.

***

Звонок в кабинете Пендрика раздался на следующий день, во время ланча. Кит Пендрик был психологом в старших классах – незавидная работа, особенно в наши дни, хотя распределение могло быть и куда более неудачным. «Как всегда», - подумал стоявший в коридоре Тони. Ожидание под закрытой дверью возвращало его в те годы, когда он учился в университете и точно так же ждал преподавателя. Вечно что-нибудь не так. Но в кабинет он попал довольно быстро. Пендрик махнул рукой в сторону стула

- Я слышал о вчерашней аварии, - начал психолог, - Сочувствую.

- Ради бога, Вы же не за этим меня сюда вызвали? Из-за того, что какой-то придурок въехал мне в зад, мне консультации психолога не понадобятся.

Пендрик усмехнулся, снова махнул рукой:

- Нет-нет, просто узнал об аварии, вот и все. Поговорить я хотел о другом.

- О деле Джонсона?

- М-м-м, да. Хотя никакого дела нет.

- В смысле?

- В смысле, мистер Спрюс, - сказал Пендрик с притворной серьезностью, которая раздражала Тони своей неестественностью, - мы получили официальное уведомление о результатах проверки условий, в которых проживает Робин Джонсон. Ничего не нашли. Никаких злоупотреблений. Все просто отлично.

- Но это же здорово. Но я все равно должен был сказать, потому что…

- Разумеется, это Ваша работа. Вообще-то, на неделе Вы, скорее всего, получите благодарственное письмо из Департамента, но я решил сообщить вам обо всем как можно скорее.

Между ними повисла странная, напряженная тишина. Тони почувствовал, что ему пора идти.

- Так что, - спросил он, - у шрамов было какое-то объяснение?

- Да, думаю, да.

- Но точно не знаете?

- Все это есть в отчете. Конфиденциальная информация, само собой.

- Но вы не знаете.

Пендрик прищурился, вздохнул и внезапно показался старше, отчего стал выглядеть более… настоящим, что ли, а не как разменявший четвертый десяток мужчина, прикидывающийся бодрым юнцом.

- Тони, все в порядке. Вы сделали все, что от Вас требовалось.

- Вы видели эти шрамы? Они не могли быть получены случайно, - он прикрыл глаза, вызывая в памяти увиденный узор. Во второй раз – на следующий день после происшествия в туалете – он казался четче, не таким расплывчатым. Учитель не должен прикасаться к ученику, это закон, но он иначе не мог. Он просто должен был закатать Робину Джонсону рукав, чтобы увидеть на руке те же шрамы. И убедиться…

- Они двигаются, - закончил он, немедленно пожалев о вырвавшихся словах.

- Простите?

- Ничего.

Снова та же натянутая тишина.

- Я, пожалуй, пойду, - сказал Тони.

- Да, конечно же. И еще раз спасибо, - они встали и обменялись рукопожатием. На лицо Пендрика вернулась кривая улыбка, и Тони стало интересно, нашелся ли хоть один человек, который запал бы на нее.

Тем же вечером дома он растянулся в любимом кресле и попытался пристроить руку так, чтобы не вернулась боль от полученной во вчерашней аварии раны. На автоответчике было два сообщения от официального представителя второго водителя. Во втором сообщении вежливо указывалось на отсутствие у Тони страховки.

Обед был ужасным. Со смерти Дайен прошло уже семь месяцев, а он так и не научился нормально жарить мясо – да и купить бы приличного мяса не смог, как он подозревал. У непроверенных работ по альпийским ледникам был обвиняющий вид. Тони закрыл глаза и увидел метки, вырезанные (выжженные?) на теле Робина Джонсона.

Завтра он увидит Робина. Он поговорит с ним. Обязательно поговорит.

Вот только Тони сомневался, придет ли Робин в школу.

***

Дом 120 по Рочестер-стрит представлял собой узкое здание, стоящее довольно далеко от тротуара и огороженное со всех сторон давно не ремонтировавшимся забором. Тони, поднимавшийся по холму от автобусной остановки, свернул к забору и остановился у него, пытаясь представить себе обитателей дома. Лужайка выглядела лишь немногим ухоженней забора. Ничего другого в голову так и не пришло, и Тони подошел к двери и нажал на звонок.

Долгое время никто не появлялся. Он позвонил еще раз, подумывая, не осмотреться ли ему по сторонам, чтобы понять, все ли в порядке, а то ситуация становилась нелепой. Он позвонил в третий раз и уже отступил от двери, когда та наконец открылась.

В проеме стоял Робин Джонсон, худой и усталый.

- Элен говорит, что Вам лучше уйти, - произнес мальчик.

Эти слова напрочь перечеркнули все, что Тони собирался сказать, но все же он вынудил себя заговорить:

- Привет, Робин. Сегодня тебя не было на занятиях.

Тишина.

- Я просто проходил мимо и подумал, э, не заглянуть ли мне на минутку. Твоя мама, э, Элен дома?

- Элен здесь.

- Могу я войти?

Робин пожал плечами и пошел по коридору, ведущему в глубь дома. Дверь он оставил открытой. Тони последовал за ним.

В прихожей было сумрачно, хотя в комнате, расположенной за дальней дверью, и был включен свет. Замешкавшись, Тони потерял мальчика из виду, но затем силуэт Робина появился в освещенном дверном проеме, и Тони поспешил туда.

Он сам не понимал, что делает. Может быть, это была ошибка, опасная ошибка, которая будет стоить ему карьеры. Он надеялся начать с короткого разговора, увидеть Робина в привычном окружении, а затем попытаться понять, что же угнетает мальчика. Он надеялся оказаться полезным и оправдать доверие, возлагаемое на него учениками. Может быть, к этому решению его подтолкнула вчерашняя авария, может быть, свою роль сыграла и беседа с Пендриком. То, чему, как он думал, он стал свидетелем, вновь воскресило осаждавшие его разум раздумья.

Возможно, разговор на этом и закончился, думал он, идя по коридору, но попытаться все же стоило.

Он шагнул из тьмы в свет.

***

- Боже мой, что Вы делаете?

Тони резко выпрямился, поворачиваясь к двери и торопливо захлопывая дверцу шкафчика с папками.

- Кит. Привет. Я тут… жду Вас.

Пендрик закрыл за собой дверь и прошел в кабинет. Ступал он легко, подобно хищному животному.

- У меня обеденный перерыв.

- Да. Да, верно. Я… я забыл.

- Из-за этого Вы можете потерять работу.

Тони внезапно понял, что в голосе психолога не было удивления, даже тогда, когда он только что вошел в кабинет.

- Кто расследовал случай с Джонсоном? - спросил он.

- Отстаньте от него, - нет, удивления не было. Был страх.

- Вы им занимались, ведь так?

- Убирайтесь отсюда.

- Что за чертовщина творится у него дома?

Пендрик выглядел так, словно ему хочется перекреститься. На его елейной физиономии это выражение казалось одновременно пугающим и нелепым.

- Вас это не касается. Это вообще никого не касается, - по голосу было понятно, что он сам не верит в свои слова.

Тони направился к двери, не отводя взгляда от второго мужчины.

- В другой раз получше прячьте запасные ключи, - проговорил он, бросая Пендрику ключ от шкафчика. Он вышел из кабинета и отправился в учительскую, намереваясь пообедать.

***

Во время послеобеденных занятий Тони ждал, что его вот-вот куда-нибудь вызовут. Он поймал себя на том, что с интересом следит за удлиняющимися тенями, а затем несколько раз сбился при чтении. После урока одна из девочек спросила, нормально ли он себя чувствует. Он заверил ее, что все в порядке, и она ответила «Здорово».

По расписанию его урок у класса Робина был во второй половине дня, и они лишь мельком взглянули друг на друга, когда мальчик вошел в класс. Со звонком Робин поспешил прочь, что было только к лучшему для них обоих.

Наконец отзвенел последний за день звонок, а Тони так никуда и не пригласили. На автобусе он поехал домой.

Отправляясь на вторую встречу с Элен Джонсон, Тони прихватил с собой диктофон. Он не знал, законно ли это. В голове крутилась мысль, что вроде бы пользоваться диктофонами в таких ситуациях запрещено только полицейским, что к нему никаким образом не относилось, но все же для молодого продавца в отделе канцтоваров он придумал целую историю о романе, который он якобы собирается писать. Молодого человека его история явно не заинтересовала, и Тони, привыкший к такой реакции в школе, быстро ушел, унося с собой покупку. Диктофон, в который вставлялась крохотная кассета с узкой пленкой, легко помещался в кармане рубахи.

Позже, прослушивая запись, Тони понял, что его голос и несколько слов, произнесенных Робином, звучат приглушенно и неразборчиво. Может быть, все дело было в неправильной настройке или чем-то еще. Но голос Элен звучал с четкостью, едва ли возможной при записи на магнитную ленту.

«Моя жена умерла», - сказал ей Тони (мя на мерла). – «Стафилококковая инфекция. Нам сказали, что это будет обычная операция, но она так и не вернулась домой».

«Я не могу выносить ваших детей», - ответила Элен. Голос ее звучал так, словно она находилась рядом с ним в комнате.

Тони пять раз прослушал это место, пытаясь понять, какой смысл вкладывался в ответ. Под «выносить» она подразумевала «дать жизнь» или же «терпеть»? Или вообще что-то третье?

«Дети ненавидят меня», - продолжил он. – «Им нет дела до того, чему я учу их. Те немногие, кому эти знания пригодятся, станут учителями естествознания, потому что ничего другого им не светит».

Кажется, тогда Робин что-то сказал, но сейчас Тони не мог ни разобрать его слов, ни вспомнить их.

«У меня плохое кровообращение», - сказала Элен, - «Великая башня рушится, перо опадает, но не летит».

- Черт все это побери! – Тони швырнул диктофон через пустую комнату.

Галиматья какая-то. Научный метод себя не оправдал. Он закатил глаза, словно осознав собственную глупость. Не было во всем этом ничего научного. Сплошной бред, с тех самых пор, как он первый раз ее увидел. Он рухнул на кушетку. Голова раскалывалась, рука болела, смутно он осознавал, что последний раз ел за завтраком. Стоило ему закрыть глаза, и в темноте появились крохотные огоньки. Он знал, что это лишь случайные вспышки, реакция глазного нерва, вот только огоньки напоминали звезды.

На стоявшем неподалеку автоответчике мигала красная лампочка, и Тони понял, что с удовольствием отшвырнул бы прочь и автоответчик. Со вздохом он нажал на кнопку воспроизведения.

Первое сообщение было от Лизы из учительского гаража, которая сказала, что к завтрашнему дню машина готова не будет. Это значило, что ему придется вставать в шесть или вызывать такси, чего он себе позволить не мог. Второе сообщение было от агента по торговле недвижимостью, который предлагал вот прямо сейчас испробовать на себе все прелести нового фантастического предложения по получению налоговых льгот на внутреннем рынке. Третий звонок был от матери Дайен, Одри, спрашивавшей, как у него дела.

«Великолепно», - подумал он, стирая пленку. – «Единственный, кому есть до меня дело, - это моя бывшая теща».

Мысль эта помогла ему более-менее придти в себя и понять, насколько он неправ, оценивая ситуацию подобным образом. Он любил Одри, после похорон они пытались поддерживать связь, но их разделяла скорбь. Время было неподходящим.

Время ни для чего не было подходящим, понял он. Ни для еды, ни для сна. Последний раз подобным образом он чувствовал себя сразу после смерти Дайен, и все же сейчас его ощущения отличались от тех, что он помнил. Они были… еще хуже, и ему это совсем не нравилось. Все, чего ему сейчас хотелось, это снова завалиться к Элен Джонсон и спросить ее, не сходит ли он с ума. Вот только любой ее ответ, подумалось ему, будет означать, что с мозгами у него и правда не все в порядке.

- Робин, можешь задержаться на минутку? – спросил Тони у направлявшегося к двери мальчика.

- Да, мистер Спрюс?

- У меня нашлась та книга, о которой ты спрашивал, - предлог показался ему до ужаса глупым, но все остальные, как обычно, этого не заметили.

Робин вздохнул:

- Да, конечно, - они вернулись в кабинет.

- Расскажи мне об Элен, - сказал Тони, закрывая за собою дверь.

Мальчик вздрогнул и ничего не ответил.

- Я читал кое-что о тех вещах, о которых она рассказывала. Об ангелах и всем прочем.

- Она говорит, Вам нужно забыть об этом.

- Забыть, о чем она рассказывала?

- Нет, о том, что Вы читали.

- Меня это сводит с ума. Правда сводит, - сказал Тони, глядя в окно на овальный школьный двор. – Она напугала Пендрика так, что он убежал. Точно так же она напугала меня. Поэтому просто поговори со мной. Не важно, что там она говорит, просто скажи мне все, что хочешь сказать.

- Она моя сестра.

Тони призадумался. Ему не приходило в голову, что Элен может состоять с Робином в родстве и вообще иметь хоть какое-то отношение к реальному миру:

- Продолжай.

- Ей восемнадцать, раньше была кем-то вроде рассыльного. Она работала в офисе, в почтовой компании, и хотела стать настоящим курьером.

- Так она не всегда была… такой?

Робин вытаращился на него:

- Не-е-ет. Она была классная. Она была настоящей старшей сестрой. Разве что не слишком надоедливой, - мальчик робко улыбнулся.

- Покажи-ка мне руку.

Робин снял куртку и закатал рукав. Тони снова выглянул в окно, словно ожидал увидеть там директора, совершающего внеплановый обход на уровне второго этажа. Затем все посторонние мысли вылетели у него из головы.

Рисунок на руке был… вытравлен – другого слова он подобрать не смог. Его нельзя было спутать с татуировкой или, допустим, родимыми пятнами. Линии глубиной примерно в полдюйма расчерчивали сморщенную, бесцветную кожу на множество участков, похожих на ожоги от сигарет. В четкий узор они не складывались. И все-таки узор был. Он был скрыт от поверхностного наблюдения, но чутье подсказывало, что он есть.

Он вновь ощутил знакомое головокружение, но теперь, находясь рядом с его причиной, Тони смог совладать с собой. Он продолжал всматриваться в руку мальчика. Линии не двигались, не сжимались, не пульсировали и не предсказывали будущее.

Он не мог понять, увеличилось ли число шрамов по сравнению с тем, что было две недели назад. Спрашивать об этом он не хотел. Он кивнул Робину, чтобы тот опустил рукав.

- Это она сделала.

- Похоже на то. Она сказала, что… хочет меня. Всего.

Тони пристально посмотрел на него:

- То есть?

Если мальчик и смог понять, что он имеет в виду, на нем это никак не отразилось. Голос его звучал ровно, даже если признание и казалось ему постыдным:

- Не знаю. Как раба или что-то в этом роде, наверное. Я не понимаю часть того, что она говорит, и, по-моему, она и сама не все понимает. Она говорит, что хочет… меня.

- Хорошо. Слушай, к черту все это. К черту ее. Нам нужно пойти в полицию или к врачу. Она больна, это очевидно, а мы просто распсиховались. Ведем себя глупее некуда. Она нас сбила с толку. Мы можем рассказать, что…

- Мои родители так и сделали, - мягко произнес Робин, и от его голоса гнев Тони сдулся, как воздушный шарик.

- Твои родители? – мысль о них не посещала его с тех самых пор, как он впервые увидел Элен.

- Да. Теперь они мертвы.

Ему показалось, что он снова стоит рядом с ней, дыхание его сбилось, кровь словно застыла в жилах, его охватила паника, выразить которую мог лишь бесконечный крик.

- С тобою все в порядке? – спросил Тони ровным голосом, загоняя подальше собственный страх. – Ты ходишь в школу. По большей части. Что ты… чувствуешь?

- Иногда я хочу убить себя. Иногда – убить всех. В классе есть девочка, она сидит передо мной. Иногда я хочу вырвать ей волосы и затолкать их ей в глотку. Чтобы она задохнулась. Но я не могу. Не могу, - впервые за все время Робин заплакал. – Я знаю, что это неправильно. Но я не могу сделать этого потому, что она запрещает мне. Она говорит, что убийство – грех.

Он продолжал плакать, тихо, но неудержимо, и на мгновение Тони снова стало страшно. Ему снова захотелось убежать.

Она и в самом деле была девочкой. Странной девочкой, говорившей безумные вещи. Взгляд ее пугал Тони. Сейчас, после всего, что произошло, ему казалось, что он больше не может доверять тем структурам, среди которых вырос. Но он должен быть сохранить веру в собственные решения и в людей, которых он обязался защищать и воспитывать – учить.

Поэтому вместо того, чтобы убежать, он обнял Робина Джонсона и забормотал утешительные слова. Он попытался припомнить, как звали ученицу, вызвавшую у мальчика столь опасные желания. Лиза, да. Дружелюбная девочка, может быть, немного полноватая.

- Все будет в порядке, - сказал он, зная, что оба они в это не верят.

На протяжении следующих нескольких дней ничего особенного не происходило. Иногда Тони встречался с Пендриком в коридорах, и тогда психолог отводил взгляд. Робин приходил на занятия, и на лице его было то же отсутствующее выражение, вмешанное со скукой и подавляемым раздражением, что и у всех, кто окружал его.

Лизу Корлисс – девочку, сидевшую перед Робином, - Тони вынудил присоединиться к группе, работавшей над заданием в другом конце класса. Может быть, толку от этого не будет никакого, а может быть, так он спасет девочке жизнь или хотя бы избавит Робина от искушения. Если Робин и воспринял это решение как знак недоверия к нему, виду он не подал. Тони его мнение не слишком заботило.

Наступили выходные, незадолго перед этим пришел счет за ремонт его машины. Занимаясь текущими делами, он отвлекся. Он даже дошел до того, что начал жалеть о деньгах, заплаченных за разбитый диктофон. Все это не имело никакого отношения к Элен Джонсон – к той твари, что жила на Рочестер-стрит 120. Это была его собственная дрянная жизнь. Рука его почти зажила, лишь иногда давая о себе знать вспышками боли.

В понедельник Робин в школу не пришел. Когда Тони увидел пустой стул, он понял, что пришло время действовать. Да, действовать. Нельзя было и дальше просто наблюдать. Он был не готов, потому что не знал, к чему готовиться. Он даже особой смелости в себе не ощущал. «Может быть, я ошибаюсь», - думал он, разглядывая собственное отражение в автобусном окне. – «Может быть, на самом деле я смелый, вот только слишком вздрюченный, чтобы заметить это».

Как бы то ни было, когда он подошел к дому 120 на Рочестер-стрит, дверь была открыта. Он вошел в дом.

***

Гостиная выглядела, как и положено выглядеть гостиной в пригородном доме. Последние солнечные лучи проникали сквозь узорчатые занавески и ложились на книжный шкаф, стоящий у противоположной стены. Немногочисленные предметы мебели казались вполне удобными. За перегородкой виднелась уютная кухня, к дверце холодильника вызывающе-яркими магнитами были прикреплены старые фотографии и записки.

Посреди всего этого, на полу, в джинсах и растянутом свитере, сидел демон.

- У меня есть кое-что для тебя, - сказала Элен, когда Тони вошел в комнату.

- У тебя нет ничего, чего бы мне хотелось, - ответил Тони, стараясь сохранить храбрость. На мгновение лицо девушки исказилось, словно по нему прошла рябь, стирая недовольную гримаску. Тони всхлипнул и упал на колени. Боль привела его в чувство, но сила, исходившая от Элен, была подобна порывам бури, которой он пытался противостоять. Под ее взглядом комната казалась иллюзией, хрупкой, как вафля, и при этом неизмеримо огромной. Ощущение было такое, словно они вдвоем находились в центре окрашенного в цвета комнаты провала, диаметр которого измерялся в световых годах.

- Теперь я припоминаю поле, где мертвецы падали с неба. Я припоминаю, как первое слово для заката стало ужасным проклятием.

- Отпусти Робина, - попросил Тони.

- Игры обостряют ум. Без школы он подобен глазам, которые слепы.

- Он не твои глаза, он не твой.., – Тони рванулся вперед, пытаясь избавиться от давящей на него силы. Кулаком он неуклюже ударил девушку по обращенному вверх лицу, но та каким-то образом сместилась в сторону, одновременно подставляя ему подножку. Он вскрикнул, пытаясь вернуть себе равновесие, а она вцепилась ему рукой в предплечье, и тогда он заорал от боли и рухнул на пол. Сквозь боль он чувствовал, что она по-прежнему рядом, пытается проникнуть в его разум. Тони свернулся калачиком, пытаясь защититься.

- Теперь есть и другие. Другие, которые поклонятся мне и признают меня. Мне нужно облачение. Я слышу, как они произносят мое имя. Хорошо.

- Ты безумна, - выдохнул Тони.

- Я – безумие, - Она поднялась и теперь кричала, нависая над ним. – Посмотри на меня. Разве я – не безумие?

- Да, - это было все, что Тони смог сказать, и он полностью верил в свои слова.

- У меня есть кое-что для тебя, - она по-прежнему говорила слишком громко.

- Только не моя жена. Ты не можешь этого сделать. Я тебе не позволю.

- Ш-ш-ш, - почти мурлыкая, она погладила его по больной руке, от чего по коже побежали короткие вспышки боли. – Не твоя жена, если ты считаешь, что я ее недостойна. Тогда что?

Тони посмотрел на нее. Солнце почти зашло, но его последние лучи образовали вокруг нее странный нимб. Глаза ее были черными, и в них был весь мир, сведенный в ничто.

- Я хочу понять, - сказал он.

- Ты хочешь научиться читать узоры звезд и движения небес?

Он кивнул.

- Ты станешь моим облачением. Для Робина я лишь сестра, что бы я ни делала. Я могу съесть его внутренности, но имя, которое он будет проклинать, принадлежит не мне. Но для тебя я…

- Все, - закончил он.

Она улыбнулась:

- Не совсем, но ты понимаешь.

И он понял.