Очнулся Малак некоторое время спустя в кузове фургона, в теле Алехандро, причем ощущение было такое, словно его мозг бьется о кости черепа. Он лежал поверх транспаранта. Кровь и блевотина скрыли часть букв, и теперь надпись гласила «…вите …цейский …вол». Малак сел, застонав, когда мир начал кружиться вокруг него. Снаружи послышалось какое-то шевеление, и двери фургона распахнулись. Грубые руки вытащили его наружу и поставили на ноги. В глазах у него мутилось, но слух уловил эхо от его собственных шагов, и он понял, что находится в большом закрытом пространстве. Та штука, которой его вырубили, почти полностью отбила ему нюх. Несколько драгоценных мгновений он потратил на то, чтобы очистить голову и легкие от отравы. Когда он снова смог сфокусировать взгляд, он увидел мужчину, который с преувеличенным терпением ожидал, пока Алехандро придет в себя. Одет мужчина был неброско, с плеч свисала накинутая куртка, но сама поза его выдавала уверенность и деловитость. Иссиня-черные волосы были тщательно уложены, производя впечатление идеального порядка, нарушить который не осмелился бы ни один волосок, бородка-эспаньолка придавала красивому порочному лицу моложавость, которая никак не вязалась с выражением глаз. Разумеется, мужчина был не один – такие мужчины одни не ходят. За ним стояла молодая женщина с целой связкой мобильных телефонов, рядом топтались два мордоворота, которые вытащили Алехандро из фургона, были и другие, которых Малак не видел, но слышал – вероятно, занимали позиции для стрельбы.

читать дальше

Мужчина сразу же заметил, что глаза у Алехандро перестали разъезжаться в стороны. Пока он быстро преодолевал разделяющее их расстояние, на лице его играла приветственная улыбка. «Мне называть вас Алехандро?», - он приобнял Малака за плечи, не обращая внимания на кровь и блевотину, пачкающие рубашку. – «Мы уже передавали вам приглашение, но вы к нам так и не заглянули». Он шагнул назад и одним плавным, рассчитанным движением вытащил из нагрудного кармана визитную карточку. На ней было написано Джарод Бреттейн. Кадровый агент. «Пожалуйста, зовите меня Джарод», - продолжил мужчина, когда Алехандро оторвал взгляд от карточки. – «Или, быть может, вы предпочитаете, чтобы вас называли Малаком?».

Малак с шумом втянул сквозь зубы воздух. Джарод продолжил, дипломатично не замечая его настроя: «О, не надо так удивляться. Мы же не искали чудовище недели. Мы искали вас. Малак Охотник? Да, мы многое слышали о вас. И уверяю вас, слышали только хорошее». Теперь он говорил, расхаживая перед Малаком туда-сюда и время от времени по-дружески тыкая в того пальцем, словно желая подчеркнуть свои слова. «Например, я слышал, что вы до самого конца участвовали в восстании. Были в самой гуще всего этого. Верно?» Малак ответил ему самым тяжелым взглядом из всего своего арсенала. Он услышал, как за спиной у него шевельнулись мордовороты, и понял, что они не просто мускульная сила – они тоже были там.

«Я даже слышал», - продолжил Джарод, - «Что в тот день вы привлекли к себе внимание весьма высокопоставленных особ». Волна воспоминаний захлестнула Малака. Запах Сада перед первым рассветом. Вздохи звезд, чей свет отступал перед лучами солнца. И над всем этим – тот последний ужасный день, с невероятной четкостью восстававший в памяти.

Невозможно было сосчитать, сколько дней длилась последнее сражение, как невозможно было измерить вызванные им разрушения, потому что полем битвы стали пространство и время. Небесное воинство парило над ним в свинцово-сером небе. Восстание захлебнулось. Армии Люцифера понесли огромные потери. Они не могли победить. Малак не утратил силы духа: он был невредим, пылал яростью и рвался в бой. «Я не побежден!», - закричал он. – «И я не сдамся! Если им суждено победить, пусть победят тогда, когда моя рука не сможет больше держать меч!» Прочие мятежники Шестого Дома поддержали его криками и воплями. Отряды паривших вверху ангелов начали разворачиваться, чтобы встретить неминуемую, отчаянную атаку. В авангарде армии мятежников вперед выдвинулось знамя Люцифера Денницы. Когда вождь заговорил, его услышали все, кто стоял на поле битвы, хотя он и не думал повышать голос. «Малак», - сказал он, и Малаку оставалось только слушать, потому что никто раньше не произносил его имя с такой заботой. – «Я лично пообещал Офанимам, что мы сдадимся. Почему же ты не опускаешь меч?»

И тогда Малак перед всеми собравшимися там ангелами и падшими склонил голову и положил свой яростный меч в пыль у ног - так сильна была его любовь к Светоносному.

Мысли Малака вернулись в настоящее: «Он здесь! Лю…».

«Стоп!» - добродушные нотки в голосе Джарода сменились металлом приказа. – «Не стоит привлекать к себе нежелательное внимание. Мы будем называть нашего великого, но отсутствующего предводителя его меньшими именами. Я ясно выражаюсь?»

Малак кивнул. «Замечательно. Тогда продолжим», - к Джароду вернулась его обычная живость. – «Спорю, вы каждый день думаете о том моменте? Нет? Что ж, я могу понять, что вам эти воспоминания неприятны и вы не ходите их будить. Но раз уж я напомнил вам об этом эпизоде – за что прошу прощения, - то давайте поговорим о нем. За все то время, что вы провели в Аду, вы ни разу не спрашивали себя, как так получилось, что Денницы там не было?»

Малак смотрел прямо перед собой, не обращая внимания на расхаживающего туда-сюда хозяина. Но не слушать он не мог.

«Ни разу? Правда? Что ж, тогда вас можно назвать оптимистом», - Джарод остановился и развел руками. – «Может быть, Князь Лжи получил свободу. Может быть, именно он освободил вас».

Малак оскалился, приподнимая верхнюю губу, но ничего не сказал. Джарод потер пальцами лоб. «Вижу, мой выбор слов вас огорчает. Еще раз прошу меня простить. Но, если Светоносный – так лучше? – выпустил вас из Ада, то где он сам? Вы его видели? Получали от него весточку? Карточку с соболезнованиями Сожалею о нескончаемой пытке?» Малак рванулся вперед, но стоящие сзади демоны немедленно схватили его. Джарод даже не вздрогнул. Он чуть наклонился к Малаку и вытянул палец, почти касаясь им носа пленника: «Он задолжал вам. Он отчитал вас перед лицом всего Мироздания. И что вы получили в результате? Билет в Ад в один конец, а он ушел себе, целый и невредимый». Одно долгое мгновение никто не шевелился. Потом Джарод выпрямился и пожал плечами: «Так все это выглядит с моей точки зрения. Думайте, что хотите». Он сунул руку в карман куртки и вытащил какую-то серебристую вещицу. «Но этой ночью у вас может появиться шанс, подобного которому уже не будет, друг мой. Поль, Рокко, держите его».

Малак сопротивлялся, но в сердце его не было огня битвы. Пока Поль и Рокко удерживали его, Джарод застегнул серебряный браслет на его правом запястье. Затем мужчина обернул тонкую цепочку вокруг одной из опорных балок ангара и поднес свободный кончик к натянутому фрагменту. Когда он произнес слова силы, цепочка загудела, ее крохотные звенья соединились, замыкая петлю. Мордовороты отступили назад, а Малак тупо уставился на казавшуюся такой непрочной цепь.

Джарод широко улыбнулся: «Мило, не правда ли? Это неразрываемая цепь. Нам она нравится из-за своей обманчивости. Учтите, вы не сможете ее порвать. Если вы присмотритесь, то увидите на каждом звене крохотные буквы. Они складываются в слово «неразрываемая» на разных языках. Не то чтобы я сам мог их все прочесть». Он задумчиво постучал пальцами по балке, вокруг которой была застегнута цепь. «И, конечно, же, она привязывает вас к этому жалкому человеческому телу, в котором вы прячетесь, со всеми его слабостями, но без вашей силы, так что не думаю, что этой ночью вам удастся попортить мою недвижимость».

Малак поднял руку, чтобы посмотреть на браслет. Если не считать миниатюрного замка, серебряная полоска походила скорее на украшение, чем на часть пут. Когда он заговорил, голос у него был хриплым: «Зачем?»

Джарод пожал плечами: «Это ловушка. Вы – наживка. По-моему, все понятно. Мы взяли на себя смелость распространить по улицам слух, что вы хотели бы поговорить с Денницей. Если бы вы почаще выходили за пределы этого грязного квартала, с которым столько возитесь», - добавил он, - «вы бы сами об этом услышали».

«Он не дурак», - проскрежетал Малак.

«Нет, нет, конечно же, нет», - заверил его Джарод. – «Но мы в любом случае ничего не теряем. Может быть, он придет поговорить с вами. Может быть, он знает, что что-то надвигается, и попытается спасти вас». По выражению его лица было ясно, насколько вероятным он считает такой вариант. «А может, он придет, чтобы надрать вам задницу за то, что вы стали требовать ответа. Или не придет вообще. У нас в любом случае будете вы. Вы – кнопка вызова, Малак. Орудие. Если орудие не выполняет своих функций…», - Джарод пожал плечами, затем развернулся на пятках. – «Рокко, Поль, спрячьтесь где-нибудь, чтобы вас не было видно. Кисси, вызови моего водителя, затем оставайся тут и присматривай за всеми тремя».

Джарод замешкался у выхода. На его красивом лице проступила озабоченность: «И, Малак, я все же надеюсь, что вы получишь ответ». Дверь захлопнулась у него за спиной.

Охранники растаяли в темноте, женщина отошла прочь, не прекращая тихонько болтать по одному из телефонов. Малак чувствовал, что они где-то рядом, но не настолько близко, чтобы отвлечь его от вопросов, которые метались в мозгу подобно напуганным зайцам. Он старательно избегал этих вопросов с того самого момента, как поднялся из Бездны, кипя ядовитой ненавистью, которая подстегивала его дух подобно жалящим оводам, пока он прорывался сквозь сумрачные глубины человеческой души, яростно набрасываясь на тех, кто обладал слишком сильной волей, чтобы служить ему. Вопросы эти только-только начали укладываться у него в голове, когда он захватил тело Алехандро и обнаружил, что у того есть свои вопросы, так глубоко въевшиеся в плоть и кости, что Малак никогда не смог бы забыть их. Но сомнения не ушли, лишь затаились, выжидая, пока кто-нибудь вроде Джарода не извлечет их на свет и не начнет пристально изучать.

Джарод, кем бы он ни был, говорил как самый настоящий дьявол. Малак обругал его за это, но заодно обругал и себя самого. Он провел с дьяволами достаточно времени, чтобы знать, что их ложь строится на правде, которую пытаются скрыть. Он в самом деле хотел увидеть Люцифера – самая примитивная часть его сущности радовалась одной этой мысли, не заботясь о последствиях и обстоятельствах. Он мысленно представлял себе встречу, тысячу раз проигрывая ее в своем воображении, и всегда – немного по-другому. Такова была сила и проклятие человеческого мозга, которым он завладел; сам Малак Охотник не мог похвастаться богатой фантазией. При этой воображаемой встрече Люцифер милостиво разъяснял ему, что все это была лишь уловка, чтобы успокоить небесную стражу, и что восстание снова начнется завтра утром. В другом случае исходящее от Денницы звездное сияние иссушало плоть на костях Малака. В этом варианте встречи Люцифер безучастно смотрел на него, говоря: «Малак? Это имя мне не знакомо».

Малак колотился головой о балку до тех пор, пока тупая боль не прогнала прочь непонятные, сменяющие друг друга образы. Боль успокоила его. Спокойствие позволило овладеть чувствами. Долгая тишина помогла ему разобраться в своих мыслях, отделить недостойные и праздные и безжалостно избавиться от них, а вместе с ними – и от чужих домыслов. Те мысли, которые он оставил, сияли убежденностью, и это и в самом деле были его мысли – его и Алехандро.

Этот человек испытал немало боли, прежде чем она окончательно истощила его волю. Боль ему причинил его приятель, и Малак так и не смог разобраться: то, что карающий кнут находится в руках знакомого тебе человека, а не непознаваемого Господа, делает пытку еще невыносимей или все же смягчает страдания? Сейчас это сопоставление лишь отвлекало его, и Малак принудил себя сосредоточиться на том, что было важно: Алехандро, страдая от жесточайших мучений и боли, отказался назвать имена друзей и родственников, которые якобы были его сообщниками в выдуманном «преступлении», и выдал палачам только тех, кто, как он знал наверняка, уже погиб от их рук. Если человек оказался настолько силен, подумал Малак, то может ли сдаться ангел, пусть и падший? Да, в конце концов Алехандро утратил надежду и стал сосудом для демона, но неужели же ему полностью отказано в искуплении? Малак испытал облегчение, когда решение наконец было принято. Действие, пусть и сопряженное с болью и кровью, было лучше раздумий. Он осторожно, медленными движениями, ощупал цепь, надеясь, что это не привлечет внимание его стражей.

Серебряная цепочка заметно провисала, а ее звенья выдерживали куда большее натяжение, чем полагалось бы материалу, из которого она была изготовлена. Была ли она и в самом деле неразрываемой или же Малакку в его теперешнем состоянии не хватало сил, чтобы порвать ее, особого значения не имело. Он произнес слоги, которые должны были влить нечеловеческую силу в его конечности – и ничего не добился.

Его манипуляции привлекли внимание, как он и опасался. Охранники зашевелились, выступив на свет и встав так, что он мог видеть только их черные фигуры на фоне темноты. Женщина, с явной неохотой засовывая телефон в чехол, тоже показалась в поле зрения. Теперь она стояла, прислонившись спиной к какому-то ящику, и нервно притопывала носком туфли.

Все это уже было неважно. Малак узнал достаточно. Цепь, балка – они и в самом деле были несокрушимы. В отличие от него самого. Он опустился на корточки, оперся спиной о колонну, забросил руки за голову и замер в ожидании. Блестящая цепочка спускалась ему на плечо и грудь, и звенья ее слегка позвякивали в такт его медленному дыханию.

Рассвет наступил очень скоро, но день, казалось, тянулся бесконечно. Малак дремал или просто сидел в тишине, ожидая, когда к нему вернется сила. Охранники его были не менее терпеливы. Женщина, Кисси, большую часть дня протрещала по одному, а то и по двум телефонам сразу, и голос ее казался назойливым пчелиным гулом. Она прекратила болтать только для того, чтобы съесть привезенный обед. Делиться она ни с кем не стала, а в воздухе еще несколько часов висел запах жира.

Наступил вечер, заполненный сиренами, воплями и выстрелами. Малак по-прежнему ждал. Кисси, которая наконец замолчала и теперь сидела на ящике, боролась с подступающим сном, с трудом удерживая глаза открытыми. Нескладные фигуры его охранников время от времени менялись местами. Он не был уверен в том, что они заснут, но даже если они и вмешаются, то лишь помогут ему, сами того не желая.

В тот момент, когда женщина закрыла глаза, Малак начал действовать. Правую руку он просунул в петлю, образовавшуюся в месте провисания цепочки, а затем со всей доступной ему силой и скоростью рванулся прочь от колонны. Серебряные звенья, перекрутившись, соскользнули до самого бицепса, прежде чем на них обрушился весь вес Малака. Из дюжины мест на руке – там, где звенья неподдающейся цепи глубоко вгрызлись в плоть, - брызнула кровь. Женщина проснулась, вздрогнув, но в ее широко распахнутых глазах не было ни единого проблеска понимания.

Малак на мгновение замер в конечной точке рывка, а затем собрался, чтобы предпринять еще одну попытку. На этот раз в тот момент, когда цепь полностью натянулась, на него сбоку обрушилось тяжелое тело: более бдительный из охранников попытался сбить его с ног. Толчок оказался как нельзя кстати. Правая рука Малака, и без того почти отрубленная, оторвалась от тела, когда тонкая цепочка прошла сквозь оставшиеся мускулы и кость. Два тела рухнули на пол, заливая кровью все вокруг. Малак отвел голову назад и боднул охранника в нос, чтобы ослабить хватку. Тот откатился прочь.

Боль волной обрушилась на него, заставляя испустить хриплый, неразборчивый крик. Это была сладчайшая боль их всех, что ему доводилось испытывать: она означала свободу. Он напряг глотку, чтобы прореветь рвущееся наружу имя: «Люцифер!» Имя было наполнено силой, хлещущей во все стороны. Этого было достаточно, он исполнил свой долг. Теперь ему надо было выжить.

Второй охранник уже был на полпути к своей жертве, в середине прыжка и в середине трансформации. Кожа его почернела, пальцы удлинились, превращаясь в когти размером со столовый нож. На лопатках прорезались крылья с редкими вылинявшими черными перьями. Детина, которого Малак сбил с ног, кое-как пытался подняться. Женщина даже не шевельнулась. Глаза ее от потрясения раскрылись еще шире, она сделала глубокий вдох.

В этой ситуации выбор был только между «сражаться» и «бежать». Вариант «срочно позвонить боссу» был прямым путем к смерти. Одним плавным движением вскочив на ноги, Малак воззвал к источникам веры, с которыми когда-то заключил договор, на этот раз забираясь глубже, чем раньше. В латиноамериканском квартале Сезар Дельгадо схватился за грудь, в других зданиях спящие люди просыпались от собственных криков. Метнувшись вперед вихрем меняющейся плоти и шерсти, Малак оставшейся у него передней конечностью стянул все еще цепляющуюся за телефон женщину вниз и насадил ее спиной на отколовшийся от ящика заостренный кусок дерева, выдавливая воздух у нее из легких.

Малак отшвырнул тело и развернулся, чтобы встретиться лицом к лицу с двумя противниками, крылья распахнулись у него за спиной, придавая устойчивость его неуклюжей трехлапой фигуре. Теперь они оба были в обличии демонов. Один из них с явным наслаждением провел когтями по залитому кровью бетону. Малак радостно оскалился. Ему уже приходило в голову, что эти двое предпочтут битву наблюдению за скованным цепью врагом. Короткой вспышкой энергии он остановил кровотечение. Раньше он с равной легкостью отрастил бы себе новую конечность, но сейчас он не был уверен, получится ли у него это, как не был уверен и в том, что может потратить на попытку силу. Лучше уж он будет сражаться одной рукой.

Они начали двигаться одновременно, обменявшись каким-то незаметным сигналом. Малак в последнюю секунду скользнул влево, прервав нападение одного из них оглушающим ударом крыльев. Второй охранник развернулся и выпрямился, чтобы нанести удар сбоку. Он обрушился на выставленное вперед крыло Малака и отскочил назад, покрытый кровью и перьями. Малак увернулся от них и отскочил прочь, не дожидаясь, пока первый нападающий придет в себя, но одно крыло его теперь безжизненно повисло.

Тяжело дыша, они оценивающе смотрели друг на друга через разделяющее их расстояние. А в следующее мгновение их всех сбило с ног неодолимой волной. То была волна света, жесткого и чистого, как дождь из бриллиантов. Она оглушала подобно звонкому, высокому сигналу трубы, вызывающему на битву героев. Она наполнила Малака яростным весельем и уверенностью ребенка, который возьмет в руки гадюку, если отец скажет ему, что никакого вреда от этого не будет. Люцифер пришел.

Демоны перед ним в ужасе прижимались к полу: они охотились за Светоносным, но до этого мгновения не помнили, что это означает на самом деле. Глаза их вылезли из орбит, из перекошенных ртов шла пена, как у собак, сожравших отравленное мясо. Малак, воодушевленный, снова вступил в бой. Пока враги его трусливо медлили, он с ревом прыгнул вперед, впечатывая одного из них в пол. Когти задних лап вонзились в мягкое подбрюшье, взрезали плоть, вываливая на пол потроха. Второй охранник пришел в себя, увидев, что смерть пока что занята его товарищем. Он ударил противника когтями по незащищенному правому боку, а затем взметнулся вверх, почувствовав, как зубы Малака вцепились ему в плечо.

Демон тяжело приземлился на узком мостике, шедшем под потолком склада. Малак остановился и слизнул капли крови, усеявшие мех на морде. «Я знаю тебя», - выдохнул он. – «Тумиэль». Тумиэль кивнул. Мостик раскачивался под его весом. «В другой раз, Малак», - прошипел он. Неуклюже отпрыгнув, он проломился через алюминиевую решетку, установленную под самой крышей, и удрал прочь.

Малак подобрался к цепи, на которой все еще висела человеческая рука. Он наступал на руку до тех пор, пока наручник не соскользнул с остатков конечности. Пока это в его силах, он не оставит здесь ничего от себя, что можно было бы изучать - или глодать. До боли знакомая цепочка была покрыта кровью и клочками мяса, свисающими со звеньев, но повреждений на ней не было никаких. Малак представил, как Джарод зубной щеткой соскребает засохшую кровь с крохотных звеньев. Цепочка останется здесь. В любом случае, Малак едва ли смог бы ею воспользоваться.

Что бы Люцифер ни сделал, это привлекло внимание. Улица за пределами склада были пусты. Ловушка, которую готовили для Денницы, не сработала, все усилия оказались тщетными. Малак спокойно вышел из склада в теле Алехандро.

На полпути к дому он остановился. Скоро должно было взойти солнце. Малак чувствовал запах росы. «Люцифер», - прошептал он. Само это имя было молитвой. Ответа не было, но тишина больше не казалась мертвой. Она была пронизана терпением. Он пошел дальше, а над миром и безвозвратно изменившимся человеком вставало солнце.

Никто на взбудораженных, охваченных беспорядками улицах не попытался остановить мужчину, который направлялся домой, прижимая к груди оторванную руку.